Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

Помнишь последнюю нашу встречу? Как я обрадовалась и как испугалась, услышав, что тебя сделали министром. Думая, что именно мне, которая впервые привела тебя ко двору, приличествует пригласить тебя к себе в дом, чтобы ты отдохнул и набрался сил для своей многотрудной службы, я послала гонца в Колхари. К тому времени наши истории тесно переплелись, хотя жизни давно шли врозь. Я, будучи в отставке, почти совсем вышла из игры, в которую ты только вступал, и надеялась, что ты навестишь меня как старого друга, которому когда-то писал такие чудесные письма. Поначалу ты нанял писца, владевшего новомодным ульвенским письмом, передающим целые слова на пергаменте, но порой вставлял в послания старые торговые знаки, которым тебя научил отец: обозначения вещей, чувств и областей мысли, которые можно толковать так и этак. Потом ты почти перестал пользоваться услугами писца, и в твоих письмах смешивались два стиля, старый и новый. Я заметила, что чем больше слов и чем меньше знаков-символов употребляешь ты, тем реже становятся твои письма. Когда же наша переписка окончательно прервалась, я предположила, что тебе проще справляться с отвлеченным и вещественным, чем с перлокуцией и иллокуцией.

При этом я понимала, что ты в качестве сурового обвинителя можешь предъявить мне целый список причин, по каким перестал писать. И даже надеялась, что ты будешь моим зеркалом: если я, всмотревшись в тебя, разгляжу, что ты ко мне чувствуешь, то пойму, среди своих бесчисленных двусмысленных действий, кем в конце концов стала.

Все мы слышали о твоем маленьком одноглазом любовнике. Одни говорили, что это злобное существо, прежде нижайший из рабов, разбойников и убийц, а теперь твой шут, и твоя страсть к нему объясняется тем, что благородные часто влюбляются в подлых. Другие – что он колдун и заключил с тобой договор, согласно которому ты платишь за прошлые успехи и будущие триумфы собственной кровью и унижениями; что сделка эта осуществляется в ночные часы с помощью обрядов столь гнусных и ужасающих, что обычному человеку и вообразить невозможно. Третьи находили ваши отношения более человечными: одноглазый-де блестящий стратег, чьими советами ты пользуешься; в военном деле и политике он та же величина, какой был великий Белхэм в математике и зодчестве. Эти же люди утверждали, что твое величие – только иллюзия, что ты просто игровая фигура в руках одноглазого, символ власти, который он использует в собственных целях, не имеющих ничего общего с высокими устремлениями, провозглашаемыми тобой. Четвертые же заявляли, что никакого одноглазого вовсе нет! Это ты колдун, маскирующий благородными стремлениями глубины, где добро и зло переплетены так, что разделить их нельзя. А одноглазый демон, показывающийся на людях в ошейнике, бывшем прежде твоим отличительным знаком – иллюзия, вызванная тобой для проявления твоей мощи и воли, назвать которую несокрушимой значит ничего не сказать.

Я слишком хорошо тебя знала – или хотела думать, что знаю, – чтобы верить всем этим россказням, но именно поэтому сама хотела встретиться с твоим одноглазым. Хотела даже больше (теперь об этом можно сказать), чем возобновить знакомство с тобой. Возможно, я подозревала, что ты нашел в этом убогом то, чего не смогла найти я, просеивая пески этого мира в поисках атрибутов величия. И свое письмо, посланное с гонцом, составила весьма тщательно: «Буду сердечно рада тебе и всем твоим домочадцам, кого ты захочешь взять». Но увы: еще до того, как ты ответил согласием, до меня дошел слух, что ко двору своего легендарного Нойеда ты не привел. Я узнала об этом от принцессы Элины, что возвращалась после твоей торжественной встречи в свой мрачный фамильный замок и остановилась по пути у меня. Все сходились на том, что человечек, деливший с тобой ложе (в роли то ли господина, то ли раба), коричневый, как наша императрица, и еще меньше ее росточком, выехал с тобой в Колхари, но исчез до начала торжественной церемонии в вихре карнавала, устроенного в твою честь. Больше его не видели.

Через неделю ты приехал ко мне один, в министерских одеждах – старше и сильнее, чем когда я в последний раз тебя видела лет шесть назад. Держа мои руки в своих, ты смеялся и просил прощения, что не взял с собой слуг и охрану. Не слишком ли хлопотно будет моим людям прислуживать и тебе? К моему восторгу примешивалась разочарование. Погостить подольше? Очень великодушно с моей стороны, но нет.

Я, знающая гораздо лучше тебя, как все устроено при дворе, должна понимать. Ты погостишь у меня две недели, а после вернешься в Колхари. На твоих плечах еще лежала дорожная пыль, и я думала, что ты с тем же успехом мог бы явиться и голым, как в ту первую ночь двадцать лет назад. Без слуг и свиты я не могла судить о твоем достатке, что меня раздражало – слишком я привыкла делать такие прикидки, когда ко мне приезжали другие знатные гости.