Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

Тут, должно быть, многое изменилось, сказала женщина. Сама она провела здесь пятнадцать лет, а еще один раб – целых двадцать. Даже рудокопом успел поработать. Он, правда, сейчас отлучился, а третий здешний раб – юнец двадцати двух лет, ни на что не годный, на руднике неполные десять лет. Лучше мне поговорить со старшим, когда он придет. Стража и вольные? Эти сменяются каждые два-три года, и спрашивать их – зряшный труд, зато она готова рассказать все, что знает. Мой барак, по ее словам, давно снесли, и тот, где умер Варх, тоже. И следа не осталось. Она этого не видела, их сломали еще до нее. Может только показать, где они вроде бы стояли – вон там, на склоне, где теперь заросли шиповника и сумаха. Я не помнил, чтобы наши бараки стояли на склоне… но все может быть. А длинное строение, из которого она вышла, – самый старый рудничный барак, он и при мне тут был. Недавно его подлатали, а так ему лет шестьдесят, не меньше. В этом я с ней согласился.

Вдоль фундамента (я не помнил, чтобы у наших бараков имелись фундаменты) в камень были вделаны железные скобы, но уцелели из них только две – остальные проржавели и отломились.

«Когда я впервые сюда пришла, их сохранилось штук десять, – сказала женщина. – Мы еще дегтем их смазывали. – Ей, я видел, хотелось спросить, не приковывали ли здесь и ме- ня. – Потом-то перестали, рук не хватало. Вот они все и сгнили, а жаль. Нет, я не хочу, чтобы ими пользовались – не больше вас, господин мой, – но надо бы сохранить их, чтоб люди не забывали».

Шпеньки и дыры от скоб тянулись вдоль всего длинного здания. Став свободным, я повидал немало таких фундаментов, стен, каменных скамей, где приковывали сотни невольников, работавших в рудниках и на полях за многие поколения до меня. Этому бараку было и впрямь больше века. Впервые я увидел эти скобы на западе и на юге, когда служил в армии, и отметил про себя, что на руднике таких не было: нас сковывали вместе только когда перегоняли куда-то – лесной пожар потушить или запрудить ручей в половодье. Может, я попал не на тот рудник? От зарослей шиповника и сумаха до этого барака не больше дюжины ярдов, а я напрочь не помню ни его, ни железных скоб!

Мой конь беспокойно переминался на месте. Я потрепал его по шее и сказал: «Тут должно быть поле, где караваны стояли. В полумиле от южных бараков, как мы их называли тогда».

«Это где церемония нынче будет? – Она была варваркой, Удрог, светлокожей, как и ты, но загорела так, что еще до освобождения походила на свободную женщину. В ненастный день ошейник под ее соломенными волосами был неотличим от кожи. – Где вы снимете с нас ошейники».

«Видимо, да».

«Это в той стороне, по дороге и налево. – Дорога? В мое время там была только тропка, сильно заросшая. – Если шагом, то всего четверть часа, а галопом мигом доскачете. Оттуда и город видно».

Город? Я поблагодарил ее и повернул коня в указанную ей сторону. Неужели за это время здесь вырос город? Но время она будто бы назвала верное. Я ехал, не узнавая ни единого дерева и валуна, и скоро в самом деле оказался на двухколейной дороге, где могли бы разъехаться две повозки. Мне казалось, что поле, о котором я говорил, лежит совсем в другой стороне, а этот рудник – в сотне стадий от моего. Может, барак со скобами и верно стоял на том самом месте, но раньше его скрывал лес? Одни постройки снесли, вокруг других вырубили деревья… Или я просто не запомнил его, а скоб никогда не видел. Но чтобы скобы сохранились – а женщина сказала, что пятнадцать лет назад их было не меньше десятка, – их требовалось постояннно смазывать дегтем. Кто бы стал проделывать это с бараком, стоящем в глухом лесу? Я, как десятник, знал бы, если б кого-то отряжали на такие работы.

И тут меня озарило. Был, был такой барак в стороне от других, куда я за пять лет ни разу не заходил и даже не приближался к нему, только крышу его видел из-за кустов сумаха. А вечерами, когда мы, обессиленные, вылезали из шахты, видел порой, как туда идет стражник с ведерком дегтя. Мне ни разу не пришло в голову спросить, для чего. Только теперь я понял, что там помещалась их казарма и рабов туда не пускали. Потому-то я и не видел скоб в его основании. А раз так, то мой конь едет правильно. Или нет? Если там была казарма и эта дорога пролегает вдоль старой тропы, то мой собственный барак стоял совсем не там, где показала женщина.

Этой ли дорогой я вел когда-то Варха вместе с Намуком и караванными стражниками? У этих ли кустов мы останавливались, когда Варх пытался слить хоть что-то из порванного мочевого пузыря? Был ли тот день таким же ненастным, как этот?

Я снова, как уже не раз за минувшие годы, вспомнил, что не знаю, где похоронен Варх. Я мог насчитать около тридцати рабов, умерших здесь естественной или насильственной смертью, но не знал, где лежат их тела.