Читаем Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 полностью

– Воровал оружие и снаряды. Мы поймали его вчера на закате – он ехал на поврежденном бомбой грузовике мимо Акромы, – проворчал сержант и снова ударил ногой пленника, который на этот раз сложился от боли пополам. Увидев это, итальянцы весело рассмеялись. Меня же чуть не стошнило, когда я увидел их смеющиеся рожи.

– И что вы собираетесь с ним сделать? – спросил я, сделав еще один глоток из бутылки и отдавая ее сержанту.

– Да ничего особенного! – небрежно ответил тот. – Нам велели доставить его в тюремный лагерь в Дерне, но я сомневаюсь, что он туда попадет. Зачем попусту жечь бензин и тащить этого гнусного араба за две сотни миль, когда можно развлечься с ним, а потом сообщить, что он был убит при попытке к бегству. – И он глотнул вина.

Я попытался скрыть охватившее меня негодование, поблагодарил их за вино и сказал, что тороплюсь и мне надо ехать. Я забрался в свой бронеавтомобиль.

– Arrivederci! (До свидания!) – крикнули хором итальянцы.

Проскользнув в орудийную башенку своего броневика, где находились спаренные пушка и пулемет, я увидел, что для стрельбы угол возвышения слишком велик. Тогда я завел мотор и, отъехав метров на пятьдесят, остановил броневик и снова забрался в башню к пулемету.

Четыре итальянца с удивлением наблюдали за моими перемещениями, но, когда я развернул башню и направил на них пулемет, сомнений в моих намерениях у них не осталось.

– Не двигаться с места! – заорал я.

Лица итальянских солдат окаменели от ужаса.

– Развяжите этого человека и пусть один из вас приведет его сюда! – крикнул я.

Никто из них не пошевелился. Фонтанчики песка, взметнувшиеся у их ног, подсказали им, что шутить я не намерен. Тогда сержант достал из кармана ключ и открыл наручники.

– Поставь его на ноги, – велел я, – и приведи сюда.

Араб был ошеломлен. Он шатался и оступался, пока сержант вел его к моей машине.

Я держал оставшихся солдат на прицеле пулемета, а сержант помогал идти арабу, пока тот не схватился руками за край башни и не перекинул со стоном свое тело в мой броневик.

Не говоря ни слова, я прыгнул на место шофера, оставив изуверов удивленно глядеть мне вслед.

Через два дня араб уже мог позаботиться о себе сам, и мы расстались в Эль-Тазале (где в то время был штаб итальянского главного командования. – Ред.). Там он присоединился к небольшому каравану верблюдов, шедшему дальше в Киренаику по дороге через Барку. Араб сказал, что его зовут Бен Омар. Я не знал арабского, а он – немецкого, но мы смогли объясниться по-итальянски.

– Если ты когда-нибудь окажешься в Барке, – сказал он мне, – я с радостью тебя приму. Я отдам тебе все, что пожелаешь, ведь ты спас мне жизнь!

– Забудь об этом, – рассмеялся я, – на войне всякое бывает.

Я не думал, что когда-нибудь встречу Бен Омара снова. Событий было столько, что я не задумывался об этом маленьком дорожном происшествии и вскоре совсем о нем позабыл.

<p>Глава 2</p><p>БОЙ ВО ВРЕМЯ ПОГОНИ</p>

Стоял жаркий июньский день 1941 года.

Моя нога соскользнула с педали газа, и бронеавтомобиль резко остановился. Я выключил зажигание, и рокот мотора сразу же стих. Подняв мокрые от пота руки, я снял очки, защищавшие глаза от пыли, и лоскут материи, которым были завязаны рот и нос, чтобы в них не попадал песок. Затем открыл тяжелый стальной люк и стал выбираться со своего сиденья, при этом мне на спину обрушилась лавина песка.

Схватив бинокль, я спрятался в башне моего броневика и принялся осматривать пустыню. Но солнечный блик чуть было не ослепил меня, а до пулемета невозможно было дотронуться. Я опустил бинокль. Смотреть было не на что – вокруг расстилался один песок да высились скалы, мимо которых проходил бесконечный Тарик-эль-Абд – караванный путь из Эт-Тамими в Эль-Адам и дальше на Бардию.

Прикрыв ладонью глаза, я прошелся взглядом вдоль тропы и заметил кучу пустых бочек из-под горючего.

– Значит, три четверти пути уже позади, – пробормотал я и, взглянув на небо, увидел, что солнце клонится к закату. К наступлению темноты я доберусь до штаба танковой дивизии, при котором я служил. Я проехал где-то около девяноста километров, осталось еще тридцать.

Эта часть пустыни и сам караванный путь мне не нравились. Они были начинены всякого рода сюрпризами – большей частью смертельными. Здесь можно было привлечь внимание пилота английского истребителя «Харрикейн», летящего на бреющем полете и высматривающего цель, наехать на противотанковую мину или наткнуться на один из британских разведывательных дозоров, частенько ездивших на броневиках или джипах – одном, двух или трех – по караванным путям и ничего не боявшихся.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии