Побег

Раздевшись и обернувшись мягкими полотенцами, мы нырнули в парную. Тут стояла невыносимая жара, и сильно пахло эвкалиптом. На верхней полке, наклонив седую голову и отдуваясь, сидел костлявый, очень загорелый мужик лет за шестьдесят, совершенно мокрый от пота.

— Ну, как ты тут, Семеныч? — приветствовал его Дергачев, залезая наверх, в то время как мы с Артурчи-ком малодушно остались внизу. — Живой еще?

— А чего мне сделается? — бодро отозвался Семеныч. — Чай, пупок от пара не развяжется.

В его морщинистом бронзовом лице читалась та замечательная порода, которую еще можно встретить в русской деревне, хотя все реже и реже. У него были серо-голубые глаза, прямой нос и правильной формы череп, к которому сейчас прилипли влажные вьющиеся волосы. Внешнее благообразие, впрочем, нарушалось специфическими татуировками: церковью с куполами, розами и кинжалами — свидетельством того, что немалую часть своей жизни Семеныч провел на иных полках, именуемых в просторечье шконками.

Присутствие в бане неизвестного мне сидельца меня неприятно озадачило. Можете считать меня неисправимым снобом, но уж если с меня берут пять тысяч долларов за вход, то я предпочитаю видеть внутри публику более пристойную, пусть не в смокингах, но хотя бы не в тюремных наколках. Я решил непременно объясниться по этому поводу с Дергачевым, но позже. Семеныч, впрочем, никакой неловкости не испытывал.

— Дергуша, поддай-ка еще, — по-хозяйски велел он, и я с удивлением увидел, как задиристый Дергачев послушно слез с полки, плеснул водой на раскаленные камни, разбрызгал остатки по стенам и вновь шмыгнул наверх. Сейчас, когда он был совсем голым, стало заметно, что, несмотря на худобу, у него намечалось брюшко, а шевелюра редела.

— Хорошая баня, — пробормотал он мне, щурясь от пара.

— Путевая, — подтвердил Семеныч. — Армяне две недели эту печку клали, со своим камнем приезжали. Генка ее потом на них же и проверял. Сперва натопил, а после загнал их сюда и запер. Говорит, если тяга правильная, то не угорят.

— Не угорели? — с волнением спросил Артурчик.

— Да ни на грамм! — успокоил его Семеныч. — Че им сделается? Старику только с сердцем плохо стало, но и то откачали. А я этим летом прям стосковался по бане!

Считай, семь месяцев в Сан-Тропе проторчал. А там откуда бани? Одни бассейны.

— Где вы проторчали? — переспросил Артурчик, решив, что ослышался.

— Да в Сан-Тропе, где ж еще! Лучше бы к свояку в Астрахань съездил, давно зовет. Арбузов бы поел да порыбачил, — в голосе Семеныча звучало легкое раздражение. — Я Генке так и сказал: в другой раз нипочем не полечу, даже думать забудь!

— Чем же тебе так не понравилось? — спросил Дергачев, незаметным подмигиванием и гримасами приглашая нас с Артурчиком к забаве.

— А че хорошего! Они там по-русски не говорят, а я по-французски ни бум-бум. У меня уши вяли ихнюю херню слушать!

— Почему же тогда все туда рвутся?

— Дураки, вот и рвутся! — убежденно возразил Семе-ныч. — Мода теперь такая. Куда им скажут, лохам, туда они и рвутся. Своего-то ума нет. Они, может, думают, что это город огромный, круглые сутки там мутеж-гал-деж. А там три улицы да набережная. Деревня самая настоящая, и делать нечего. Мы там еще «Мерседес» напрокат взяли за каким-то хреном. Ну и толку? Так он у нас и простоял без дела, раз пять, может, от силы выезжали. Правда, из-за этого «Мерседеса» Женька туда привезли, водилу нашего. Ну, вот мы с ним там вдвоем и куковали весь сентябрь среди этих обормотов. Мои-то уж в конце августа в Москву улетели и детишек с собой забрали, к школе готовить, а нам с Женьком куда деваться?! За дом-то заранее заплатили, жалко же денег, вот и пришлось кантоваться.

— Что ж, тебе совсем не глянулось? — продолжал заводить его Дергачев.

— Нет, ну так-то в целом, конечно, терпимо, — несколько смягчился Семеныч. — Не «вот те, здрассьте, пересылка». И хуже, чай, места видали, грех обижаться. Дом у нас большой был, прям на первой линии. Бассейн тоже хороший, чистый, они там за этим следят, погода отличная, солнце всю дорогу. Я туда еще рассаду взял огуречную.

Пятнадцать кустов привез, а че без дела-то сидеть? Уж больно там огурцы дорогие, двадцать долларов за килограмм. Да и посмотреть не на что. Мелкие, с палец. Сорт такой, все равно что стручок гороховый, и безвкусные, как резину жуешь. Вот мы с Женьком и выращивали огурцы на ихнем участке. Нормальные, кстати, у нас огурцы удались, ядреные. Я потом жалел, что помидоры не сажал.

— Как же вы пятнадцать кустов провезли через границу? — полюбопытствовал Артурчик.

— Так мы же чартером летали, — ответил Семеныч. — А ты думал? На поезде, что ли? Они ж эти виллы свои почти что пустыми сдают. Мебель-то еще есть, а вот посуду, простыни, там, наволочки — это все с собой тащи. Даже бумагу туалетную, и то не положат. Народ там очень скаредный, спасу нет. Вроде не бедные люди, хаты себе такие отгрохали, а за доллар удавятся. Ну, вот и прикинь, сколько всякого скарба переть приходится. Мы чартерный самолет брали. Сорок тысяч заплатили, туда и обратно.

— Дорого, — покачал головой Дергачев.