Это была заманчивая мысль. Слишком заманчивая. Все, что ей нужно, чтобы воплотить ее в реальность, — это сумочка. Предметы в ее комнате были не более чем реквизитом на сцене, где она притворялась человеком. Ее одежда, ее мебель, ее книги — она могла сбросить все это так же легко, как рак-отшельник, меняющий свою раковину на новую.
Она даже больше не была уверена, что значит быть Вэл. Она так привыкла притворяться кем-то, кем угодно другим.
Усталость охватила ее, пока она рассматривала свои вещи. На самом деле ей не хотелось снова бежать. Если семья Гэвина собиралась убить ее, значит, они ее убьют. Она и раньше подумывала о том, чтобы покончить с собой — много, много раз, — но никогда не могла заставить себя сделать это. Она хотела жить. Может быть, его семья закончит то, что не смогла сделать она сама.
«Я ненавижу его, — подумала она с яростью, которая удивила ее саму. — Я ненавижу их всех».
Она была лисой, загнанной до изнеможения гончими и готовой, наконец, укусить в ответ.
Глава 7
Вэл снова оказалась в его комнате. Это всегда была одна и та же комната — комната роз, света и тени. Она ассоциировалась с ним больше, чем спальня в его собственном доме. «Насколько это странно? — она подумала немного дико. — Это гребаная гостиница».
Он выглядел так по-другому с закрытыми глазами, как будто зло внутри него было завесой, которую он мог сбросить по своему желанию. Вэл окинула его каменным взглядом. Он всегда был красив — но, с другой стороны, таким же представлялся и дьявол, если вы верили в такого рода вещи. Искушение не стало бы такой опасностью, если бы грех не выглядел таким соблазнительным. И у него тоже столько же имен, сколько и у дьявола. В животе у нее все сжалось. Она находилась на грани того, чтобы разломиться надвое, как хрупкий крекер.
Она больше ни во что не верила. Для неверующих не существовало веры.
«Проснись», — сказала она с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала. В конце концов, часть ее не ожидала от него этого. Он пришел к ней как призрак, с посиневшими губами, гниющий изнутри. Кто знает, какую чудовищную форму он примет в следующий раз? Его глаза могли быть наполненными ужасной грязью озер, или змеи могли выползти из его губ. Смерть разорвала его оковы и дала ему свободу преследовать ее так, как он никогда не мог при жизни.
Его серые глаза медленно открылись, расфокусированные, впервые за все время, что она их видела. Он моргнул, и черты его лица стали подвижными, темный разрез бровей, как мазки кисти, подчеркивал этот пристальный взгляд, его скульптурный рот обещал жестокое очарование запретного. Воспоминания о том, как этот рот ощущался на ее теле, напали на нее, как стая злобных хищников, и когда она подняла глаза, он смотрел на нее.
Резкость вернулась к его чертам; как будто линза скользнула на место, чтобы сфокусировать его, придавая жесткость линиям его лица и делая его более рельефным. Она увидела, как он расправил плечи, когда осознал, что веревка обвивает его грудь и опутывают запястья. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы полностью осознать свое положение, и он уже пытался восстановить контроль.
Он заметил, конечно, заметил, и холодно улыбнулся.
«Как уместно».
«Вполне», — согласилась она, пытаясь подражать его тону и ужасно не дотягивая.
«Я не думаю, что ты хочешь играть в эту игру со мной».
«Ох, нет? — Она чувствовала жар его взгляда, как клеймо, когда медленно шла к нему. Как ей удалось одолеть его? Как она его связала? Она не могла вспомнить, хотя и жалела, что не помнила. Неужели это сон? Ее шаги казались слишком быстрыми. Все происходило слишком быстро. Но все же она не остановилась. — Это ты привязан к стулу. — Кроме того, — добавила она, устраиваясь на одном из его бедер, — я думала, тебе нравятся игры».
«Не заставляй меня причинять тебе боль».
Легкая дрожь пробежала по спине Вэл при взгляде в его глаза. Затем она восстановила самообладание и провела пальцами по его небритой челюсти, по неровному шраму на шее.
«Но я хочу сыграть с тобой в одну игру. — Ее голос не мог справиться с яростью, а нервы только заставляли ее задыхаться. Когда он усмехнулся — смеясь над ней даже сейчас, — она расстегнула его воротник, открывая каждый маленький пластиковый диск, пока его грудь не обнажилась до пупка. Мышцы под его кожей напряглись и затвердели, когда она погладила его обнаженную плоть. — Я думаю, ты знаешь правила игры. Она называется охота… и захват».
«Ты думаешь, я попался?»
Не прикасаясь к нему рукой, она вытащила двойник ножа, которым убила его в первый раз. Откуда он взялся? Нож казался таким естественным в ее руке, как продолжение ее самой, что напугало ее.