Вероятно, буры были крайне удивлены этим зрелищем — на них наступал типичный для начала века наполеоновский строй: плотные маршевые каре, возглавляемые генералом на коне с саблей наголо. Первыми печатали шаг дублинские и эннискилленские фузильеры, за ними выступали коннахты и Приграничный полк. Четыре батальона, 4000 человек, стиснутые на фронте в какие-то 800 ярдов! Это было настоящее самоубийство. Затаившиеся в глубоких окопах буры поджидали британцев со всех трех сторон речной излучины, нетерпеливо сжимая новенькие маузеровские винтовки, бившие на два километра.
Харт и его ирландская бригада почти не встречали сопротивления. Редкая цепочка буров, засевшая на противоположном берегу реки, рассыпалась после первых же выстрелов. Для генерала это был самый волнующий момент всей его жизни. Он совсем не задумывался, где же находится армия Боты, ничуть не опасался бурской артиллерии. Несколько снарядов, выпущенных его собственной 33-й батареей Парана, просвистели над головами солдат и разорвались в далеких холмах. Логика подсказывала артиллеристам, что именно там и засели враги. Но буры руководствовались не логикой учебников по тактике, а инстинктом и здравым смыслом.
Местный проводник Харта указал направо:
— Генерал, брод там.
Харт привстал в стременах и протянул саблю в направлении, указанном проводником. Батальоны четко, как на параде, развернулись и направились прямо к центру организованной бурами обороны. Когда британцы приблизились к реке на триста ярдов, прогремел выстрел из пятидюймовой крупповской гаубицы. Ждавшие этого сигнала буры открыли по противнику частый, смертельно точный огонь.
При первых же выстрелах местный проводник куда-то испарился, оставив генерала Харта в полной растерянности. Противоположный берег извергал потоки свинца, сила и неожиданность оказанного бурами сопротивления заставили дрогнуть даже стойких, закаленных в боях ирландцев. «Дикая неразбериха» — так описал свои впечатления один из выживших счастливцев. Идеальные каре хартовской бригады рассыпались на глазах.
— Стройся безотносительно к рангу,— закричал генерал.— Офицеры и рядовые, все в одну колонну.
Он справился по карте, торчащей из его полевой сумки, нашел на самом изгибе реки пометку, обозначавшую брод, и тут же без всякой проверки выбранного места приказал начать переправу.
— Двигайтесь, двигайтесь, я пойду в первых рядах,— кричал Харт,— вы же не отстанете от своего генерала!
Солдаты разрывались между верностью королеве и отечеству и инстинктом самосохранения. Как это ни удивительно, первое чувство пересилило. Одна из рот бесстрашно бросилась к берегу.
Карта оказалась неточной. Ширина реки в выбранном для переправы месте была триста футов, а глубина— двадцать, немногие, сумевшие добежать до воды, ухнули в нее с головой. Пули и картечь, хлеставшие через реку, косили шеренгу за шеренгой одетых в хаки солдат. Харт застыл в седле, с ужасом глядя на противоположный, озаренный вспышками выстрелов берег, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. При всей своей безнадежной некомпетентности он не был трусом. Возможно, он считал себя заговоренным от пуль. Никто не знает его мыслей, но даже самый законченный идиот, заговорен он от пуль или нет, не мог в этот момент не задуматься, как же это вышло, что он завел своих солдат в такую ловушку.
В толпе офицеров, наблюдавших за попыткой переправы с командного пункта, выделялась массивная фигура Буллера. Командующий смотрел в бинокль, как гибнет 5-я ирландская бригада.
— У Харта возникли проблемы,— сказал он Литлтону, командиру 4-й шотландской бригады.— Поднимайте своих ребят и помогите ему разобраться. Сделайте все, что можете.
Однако не успел Литлтон отдать шотландцам приказ, как развернулись события, отвлекшие внимание Буллера в другом направлении.
На правом фланге наступала 2-я английская бригада под командованием Хилдъярда. Полковник Лонг, командующий его полевой артиллерией, раздраженный черепашьей медлительностью, с какой волы тащили шесть тяжелых морских орудий, неожиданно поскакал галопом к реке во главе 14-й и 66-й батарей. По его приказу двенадцать легких пушек были развернуты на берегу, успели сделать несколько залпов, после чего шквал винтовочного огня буквально смел всю орудийную прислугу, тем более что пушки не имели защитных щитов.
— Ну кой черт этому типу так не терпелось,— выругался Буллер,— он же оставит меня без пушек.
Двенадцать пушек без канониров, большая часть которых погибла, и без боеприпасов молча застыли вдоль берега.