Победы, которых могло не быть

«Дальневосточная армия, все войска из Сибири и Среднеазиатских республик, а также части, находящиеся в учебных лагерях Казахстана и Узбекистана, должны быть переброшены к Москве с максимально возможной скоростью, используя все имеющиеся в наличии паровозы и подвижной состав, невзирая на состояние железнодорожных путей и меры предосторожности...»

Этим приказом Сталин совершенно оголил дальневосточные границы России. Началась невиданная по масштабам железнодорожная переброска войск. Окутанные дымом и паром поезда уходили со станций и тут же исчезали в клубах взвихренного вьюгой снега. Как ручейки, вливающиеся в большую реку, поезда от китайской и монгольской границ, из безбрежной Сибири, Центральной России и с Кавказа стекались к Транссибирской магистрали. Состав за составом шли на запад, иногда так близко друг за другом, что машинисты одного из них видели хвостовые фонари другого. Пятьдесят, шестьдесят, сто составов в сутки, и все они имели один пункт назначения — Москву. Поезда везли в столицу пушки и танки, людей, людей, людей и еще людей. Восемьдесят дивизий. Миллион солдат, великолепно обученные элитные части, хорошо экипированные и привычные к сибирской зиме[324]. Солдаты, одетые в белые полушубки, на платформах — белые пушки и белые танки, новехонькие, только-только с заводского конвейера Т-34, машины, равных которым у немцев не было.

К третьему декабря германское наступление докатилось до окраин Москвы — и завязло. Это произошло отчасти из-за зверских морозов, отчасти потому, что солдаты вымотались до полного изнеможения. Отец военной стратегии Карл фон Клаузевиц называл «переломной точкой битвы момент, когда атакующие войска, перед лицом больших потерь, вынуждены перейти от наступления к обороне». Именно это произошло с германской армией под Москвой в ту ужасную зиму 1941 года.

5 декабря 1941 года. К северу от Москвы германская 9-я армия вышла к остановке городского общественного транспорта — трамвайному кольцу, расположенному в тридцати километрах от центра города. Днем раньше отряд немецких гренадеров из 62-го северного батальона проник в московский пригород Химки, отстоящий от Кремля всего на шестнадцать километров. К этому моменту танковые части уже перерезали канал Москва-Волга у Дмитрова, Первая танковая дивизия заняла Кузяево. На юге от города 4-я армия фон Клюге и 2-я танковая группа Гудериана обошли Тулу. Они остановились менее чем в пятидесяти километрах от Москвы, до конца израсходовав боеприпасы, горючее — и силы. Стояли морозы, кошмарные морозы. Все промерзало насквозь, солдаты рубили хлеб топорами, автоматы отказывались стрелять, затвердела смазка пушек и танков. Минус сорок градусов, ночами доходило даже до минус пятидесяти, перемещать пушки можно было только на конной тяге.

«Мы запрягли в нашу гаубицу шесть лошадей. Из этих шести две вскоре пали от изнеможения и холода. Оставшимся четырем не хватало сил, чтобы тащить орудие через глубокие снежные заносы. Мы натягивали на себя все, что попадалось в домах, иногда даже стеганые, ватные куртки и войлочные сапоги, снятые с убитых русских. Наша одежда кишела блохами, мои волосы буквально шевелились от вшей. Я набил свои сапоги соломой. В моей батарее не было никого, кто не отморозил бы пальцы на руках или ногах. Можно ли осуждать нас за то, что наши силы иссякли?» — пишет Вернер Бурмайстер, капрал 208-го артиллерийского батальона.

Рассвет едва занимался. За ночь температура упала до минус двадцати пяти. Фельдфебель Пауль Вендерс и разведывательный дозор 87-го пехотного полка бесшумно пробирались по глубокому снегу к чуть не до дна промерзшей Яхроме. Их полк принадлежал к тем частям 36-й дивизии, которые прорвали русскую оборону к югу от Калинина и Рогачево. К северу от них — большое замерзшее озеро, образованное разлившейся перед плотиной Волгой, русские называют его Московским морем. Перед ними — поселок из бревенчатых хижин. Когда до поселка остается тридцать метров, раздается громкий, пронзительный свист. Deckung! Stalin Orgel![325] — кричит Вендерс. Они видят рядом сруб колодца, обросший толстым слоем глубокого льда и укрываются за ним. Через мгновение мир содрогается. Разрывы ракет вздымают фонтаны снега, перемешанного с землей, и тут же сзади снова доносится оглушительный свист. Их подразделение оказалось как раз посередине накрытой обстрелом площади. Когда свист и грохот стихают, солдаты решаются поднять головы, их глазам открывается невероятное зрелище. Из леса волна за волной появляются сотни, тысячи белых фигур. Фельдфебель Вендерс отчаянно крутит ручку полевого телефона.

— Русские! — кричит он, плотно прижимая к уху шуршащую помехами трубку.— Их тут тысячи!

— Успокойтесь, фельфебель Вендерс,— металлически дребезжит трубка.— Какие тысячи? У них нет столько солдат.

— Scheisse. Иди сюда и посмотри сам.