В 19.10 со взлетной палубы «Арк Ройала» поднялась последняя группа из пятнадцати торпедоносцев «суордфиш», командовал которой капитан-лейтенант Тим Гуд. Все сорок пять летчиков хорошо понимали, что от их смелости и умения зависит не только участь «Бисмарка», но и престиж Британии. Видимость была настолько плохой, что пилоты едва различали обтекатели собственных моторов. Они летели сквозь бескрайнюю тьму, полагаясь в поисках цели исключительно на указания «Шеффилда»[293]; яростная тряска, особенно усилившаяся при прохождении атмосферного фронта, чуть не переламывала хлипкие машины. В конце концов, с «Шеффилда» поступила команда идти на снижение. Еще громче взревели двигатели, клочья облаков мелькали все быстрее и быстрее, пение ветра в туго натянутых растяжках превратилось в пронзительный свист, стрелки альтиметров с угрожающей скоростью неслись к нулю. Летчики надеялись по окончании этого головокружительного броска в неизвестность оказаться где-нибудь рядом со своей целью, однако никак не ожидали того, что открылось их глазам, когда на высоте в семьсот футов самолеты вырвались из ваты облаков. «Бисмарк» шел прямо на них. На часах было 20.53.
Пилоты навалились на неподатливые ручки управления, переводя свои машины в крутой правый вираж. Четыре торпедоносца снизились почти до верхушек волн, сделали еще один вираж и устремились на стальное чудовище, в самую гущу зенитного огня, наполнявшего небо яркими, быстро несущимися звездочками и клубами разрывов. Пилоты машинально повторяли наставление инструкторов о «трех девятках» — приблизиться на бреющем полете со скоростью 90 миль в час, сбрасывать торпеду на высоте 90 футов, с расстояния не более 900 ярдов. Все это было достаточно просто на полигоне, но никак не в штормовой Атлантике, когда девятьсот ярдов это
— Дистанция? — спросил Паттисон.
— Один-пять-ноль-ноль.— Несмотря на яростную вибрацию самолета, голос наблюдателя звучал ровно и неторопливо. — Один-три...
Они делали заход с правого борта, сбросили торпеду на расстоянии около 1000 ярдов и вроде бы попали, но не были уверены в этом полностью, задний стрелок заметил нечто вроде вспышки в тот самый момент, когда самолет уже нырял в облака.
Последний самолет пошел в атаку, отчаянно снизившись до пятидесяти футов. Его пилот, Тони Бил, сбросил «рыбку» на расстоянии в восемьсот футов и затаил дыхание. Через десять с небольшим секунд за его спиной зазвенел ликующий голос наблюдателя Пинлотта:
— Попали!
Старшина-артиллерист Герцог, командир расчета 37-мм зенитной пушки, увидел два самолета[294]. Торпедоносцы неслись прямо на его боевую позицию и так низко, что колеса их шасси чуть не срубали верхушки волн. Старшина не стрелял — его пушки не могли опустить ствол под таким углом, самолеты находились в мертвой зоне. Все произошло за считанные секунды, однако время для Герцога словно замедлилось, его мозг отчетливо различал каждую фазу отчаянной атаки. Люди, управлявшие этими медленными, смехотворного вида машинами, ничуть не походили на британцев, какими их расписывала нацистская пропаганда. Эти ребята не были трусами, да и дело свое они знали. Один из самолетов нацелился прямо на середину «Бисмарка», другой шел поближе к корме. Герцог, словно зачарованный, смотрел, как белые росчерки, бегущие по поверхности воды, приближаются к кораблю. Затем над кормой встала стена воды, огромный линкор подскочил, словно подброшенный ударом исполинской кувалды, Герцог и его товарищи покатились по палубе. Сквозь опадающую водяную завесу он различил самолет, проскользнувший прямо за кормой.
Корабль начал разворачиваться. Авиационный налет закончился, зенитки смолкли. Но почему он продолжает разворачиваться? Матрос Эйх, стоявший на вахте в ходовой рубке, смотрел на приборы и ничего не понимал. Что-то было не так — «Бисмарк» начал описывать циркуляцию.