– Итак, есть чувства высокие и низкие. И есть средние. Удовольствие что-то скушать, посмотреть. Удовольствие от скорости, от комфорта, от запахов – в общем, от вещей материальных. Так вот, я понял, что прогресс, развитие цивилизации, всё то, что человечество придумывает и устраивает для себя на протяжении тысяч лет, – это для ублажения средних чувств. Даже обидно! То есть хлебал ладошкой человек воду из ручья, а теперь пьет из фарфоровой чашки ароматный чай с шоколадными конфетами или пирожком, который он в микроволновке разогрел, – и всё, и в этом вся цивилизация! А восторг, вдохновение или, наоборот, мстительность, жадность – они от прогресса никак не зависят! Ну, рисовал человек самотертыми красками на стене пещеры, а теперь рисует на компьютере или даже, к примеру, снимает кино, сотни людей задействованы, камеры, устройства всякие, технические чудеса – а градус вдохновения одинаковый! Резал наемник человека ножиком или давал ему дубинкой по балде, а теперь достает за километр снайперской винтовкой... Ужас, – Шуша прикрыл глаза и покачал головой. – Лучшие умы напрягались, огромные средства тратились, фантазия у людей работала только для того, чтобы ублажить средние чувства среднего человека. Да и не среднего тоже. Очень грустно, Дина, очень. Успокой меня.
Я заглянула ему в глаза и поняла, что он меня не видит и не слышит.
Стало ясно, что придется спасаться в одиночку. Довольно быстро нашла в Интернете адреса нескольких клиник, обзвонила их, подробно выспросила, какие методы, какова эффективность и, главное, во сколько обойдется. Мне расхваливали методы и называли цены. Цены были буйные. Но я была готова на всё. У меня имелись деньги на разных счетах, на карточках, у меня даже был отдельный счет с чековой книжкой, как у одиночного предпринимателя, это Павлик постарался и оформил мне соответствующие бумаги, чтобы я платила меньше налогов с тех денег, что зарабатывала для себя и для него – он получал с меня проценты.
Во всех клиниках оплата была только личными деньгами, и я решила снять некоторую сумму. Но мои карточки оказались пусты, со счетов каким-то образом деньги были куда-то переведены. А от моей чековой книжки, которую я еле отыскала, остались только корочки, внутренние листы все выстрижены. С ужасными предчувственными мыслями я позвонила в банк, мне сказали, что деньги выданы по моим чекам на другие лица. Я поехала туда, чтобы узнать, кому именно я выписывала эти чеки. Выяснилось – Винде и Шуше.
Сдерживая себя, я позвонила Винде и ничего не говорящим голосом сказала, что хочу ее навестить.
– А ты привезешь? – спросила она.
Я поняла, что Винда имеет в виду. У меня было что привезти – даже в этом сказалась счастливая рациональность моей натуры, я всегда старалась иметь некоторый запас, чтобы продержаться до тех пор, пока начну лечиться.
Впервые я попала к Винде домой и была поражена. Она жила в страшно захламленной квартире с матерью, которую, не стесняясь меня, обругивала – мне это было ужасно слышать, я не могла себе представить, что могла бы сказать своей маме чтото не только такими словами, но даже таким тоном. А еще меня поразило то, что я почти не узнала Винду. Эффективная блондинка с яркими глазами и красиво подгорелой кожей, такой она всегда была, а тут я увидела рыжую растрепанную девушку, с лица которой будто смыли глаза. Но мне было не до разглядываний. Вручив ей то, что привезла, я, не дожидаясь, пока подействует (но понимая, что без этого действия вообще ничего не услышу), стала спрашивать, как получилось, что она снимала мои деньги.
– Тоже вопрос, – удивилась Винда, излучая первые признаки жизни из поголубевших опять глаз. – Сама же ты мне чеки выписывала.
– Когда?
– Неоднократно! Ты лучше послушай, – Винда развалилась в
И она взялась увлеченно пересказывать вялые идеи Шуши.
Мне стало плохо.
Я не хотела принимать очередную дозу, но меня сильно разваливало.
Я вышла на кухню, где мама Винды подвергала температурной обработке картошку на чугунной плоской поверхности с невысокими бортами.
– Надо что-то делать, – всхлипнула она. – Убить вас мало.
– Да, – сказала я. – Надо что-то делать. Убить нас мало. Соберите денег, Винду надо лечить.
– Где я их соберу?
– Где угодно. Квартиру продайте.
– А жить где?
– Совсем негде?
– Да можно у моей мамы, ее бабушки, притиснуться, она в двух комнатах живет. Но у нее же такой характер, что мы будем гавкаться каждый день.
– Вас что больше заботит – будете вы с бабушкой гавкаться или жизнь дочери?
– А ты не учи меня! – закричала мама Винды. – Марш вообще отсюда, наркоманка поганая!
После этого я позвонила Шуше и сказала всё, что о нем думаю.