С этими идеями я сунулся к своему непосредственному начальнику, но он воспринял их весьма скептически:
– С этим тебе пока придется погодить. Сначала следует хорошенько познакомиться с личным составом. Тебе и твоей супруге – в особенности.
– Это можно сделать параллельно.
– Параллельно не получится, – мой начальник вздохнул. – Ты сперва вместе с женой у них в гостях побывай.
– Без приглашения?
– Сделаем приглашение.
Он помолчал, подумал, стоит ли говорить. Опять вздохнул, покрутил бритой наголо головой.
– Пьют наши офицеры вмертвую, понял? Все пьют, от верхов до низов. Стаканами глушат.
– Пьют?..
– Именно что. Сперва клуб работал, так хоть фильмы каждый день крутили. А потом кто-то – кто именно, так и не дознались, – всю аппаратуру, на которой кино крутят, украл и пропил. Вот какой компот с фрикадельками получается. Тут пьянка и закрутилась. Дни рождений, именины, праздники, все выходные и просто так, без особых причин. Как говорится, соображают. Ты сперва оглядись, посмотри, сержантов расспроси. Не офицеров, а именно сержантов-старослужащих. Они у нас – опора дивизии, можно сказать. А потом и в гости сходим.
Я походил, поговорил со старослужащими-сержантами, сам огляделся.
Офицеры пили в семьях, компаниях, на рыбалке и «на троих», все передоверив сержантскому составу и не только не ночуя в казармах, как того требовал устав, но и не появляясь в них неделями. Расцвела «дедовщина», которой не знала ни русская, ни Красная армия. Плац зарос бурьяном, спортгородок был кем-то сожжен, дорожки в офицерском поселке заросли травой, а офицерские жены совсем осатанели от беспробудного пьянства мужей и детского беспризора.
– Несчастные жены и несчастные дети, – с горечью вздохнула Соня.
– Несчастная дивизия, – ответил я. – Приведем ее в порядок, и дети с женами счастливыми будут.
Начальник оказался прав: нас вскоре пригласили в гости к командиру одного из полков. Мы уже поняли, чем дразним гусей, а потому я надел повседневный китель с орденскими планками и Золотой Звездой, которую по положению был обязан носить всегда. А Соня, перетряся весь свой гардероб, отыскала самый, с ее точки зрения, неказистый костюмчик, который, по здешним меркам, не мог тем не менее не вызвать лютой женской зависти. Мы захватили с собой последнюю бутылку настоящего французского шампанского и прибыли к назначенному времени.
Все гости вместе с хозяевами сидели за столом и встретили нас радостными воплями:
– Штрафную!.. Штрафную!..
Мне тут же сунули граненый стакан водки, а Соне – добрый фужер какого-то темно-красного вина. Судя по тому, как она осторожно мочила в нем губы весь вечер, это был стандартный портвейн советского разлива.
Пока длилась эта радостная «штрафная» процедура, я успел определить, что перед каждым офицером стоял граненый стакан, а перед каждой дамой – полновесный фужер вместо рюмки. Стаканы, естественно, тут же наполнялись водкой, а дамские фужеры – упомянутым портвейном.
– За здоровье дам! – провозгласил я. – Предлагаю опорожнить бокалы, которые я наполню тем напитком, с которым их поднимают во здравие женщин во всем мире!
Открыл бутылку, разлил женщинам шампанское. Мужчинам некуда было наливать: едва опрокинув стакан, они тут же наполняли его водкой. Поднял свой граненый сосуд, в который плеснул-таки шампанского.
– За прекрасных дам!
Выпили прекрасные дамы. Кто-то только хлебнул и поморщился, кто-то сплюнул, а худощавая, со злинкой, жена командира артполка громко сказала:
– Ну и гадость!
– Химия, – уверенно сказал кто-то из старших офицеров. – Заграница в этом мастерица.
– Я у сватьюшки была, сладку водочку пила!.. – тотчас подхватила обширная во всех измерениях полковая дама.
– У них даже хлеб искусственный, – уточнил мрачный смершевец. – Заграница живет исключительно на синтетических товарах.
– И этот, как вы говорите, искусственный хлеб мы покупаем? – откликнулась не вытерпевшая заведомой игры Соня.
– Кто вам сказал? – тотчас же строго спросил чекист. – Нет, вы доложите, кто вам сказал?
– Во-первых, я – не военнослужащая и докладывать кому бы то ни было ничего не обязана. А во-вторых, вы запамятовали, что мы с мужем достаточно долго жили за границей. Я, например, вообще всю свою жизнь, поскольку родилась в Париже. Европа закупает у нас только твердую саратовскую пшеницу, а поставляет нам кормовую. Если случится кому-либо из вас побывать за границей, попробуйте французский батон, который не черствеет три дня, или немецкие булочки.
– Это уж из другого лагеря голос! – громко сказал кто-то за столом. – Из вражеского лагеря!
– Можно подумать, что разговор идет не о хлебе насущном, а об атомном оружии, – усмехнулась Соня. – У меня перед вами существенное преимущество. Я говорю то, что хорошо знаю, а вы отвечаете тем, чего наслушались по радио или прочитали в газете «Правда».
Соню несло. И неизвестно, до чего бы еще донесло, если бы офицеры за столом дружно и в такт не застучали днищами своих стаканов.
– Третий стакан! Третий стакан! Третий стакан!..