Астиаг в плену. Астиаг в темнице, в цепях. Астиаг в руках Кира. «Сбылось предсказание богов! — думал Астиаг в тоске. — Они меня предупреждали, что так будет».
Но эти маги!.. Если бы можно было, он казнил бы их и во второй раз. И в третий.
И что теперь решит Кир? Что он сделает с Астиагом? А Мандана, его дочь, — разве она не заступится за своего отца? Ведь он, в конце концов, не убил ее сына!
В то время как пленный царь сидел и раздумывал о своей грядущей судьбе, к нему в темницу вошел Гарпаг.
В богатом панцире и плаще, с дорогим кинжалом на поясе, высокий, словно распрямившийся, он стоял и смотрел на Астиага. Он смотрел на него сверху вниз с высоты своего роста, и видно было, как он наслаждается этим зрелищем. Сейчас он мог как угодно оскорбить и унизить своего злейшего врага — Гарпаг так долго ждал этой минуты, и он ее дождался!
— Нравится ли тебе рабство вместо царской власти? — сказал он наконец с горькой усмешкой. — Впрочем, что твоя беда по сравнению с тем пиром, на котором ты так знатно угостил меня!
Астиаг вскинул на него острые злые глаза. В них блеснула догадка:
— Уж не причастен ли ты к делу Кира?
Гарпаг усмехнулся:
— Не причастен ли! Да это я все придумал. Я сам написал Киру и научил его, как надо поступить. «Не причастен ли»! Дело Кира — это мое дело!
Астиаг вскочил, громыхая цепью.
— Ты глупейший и бессовестнейший человек! — закричал он. — Глупейший — потому что мог бы сам быть царем, а сделал царем другого человека. И бессовестнейший — ты из-за пира, который тебе не понравился…
— «Из-за пира»! — с негодованием и слезами в голосе Гарпаг прервал Астиага. — Из-за пира, который мне не понравился!
— Из-за пира, который тебе не понравился, — не слыша его, кричал Астиаг, — ты из-за этого пира обратил в рабство мидян. Если уж тебе непременно нужно было другого царя вместо меня, почему же ты не сделал царем мидянина, а отдал царскую власть персу? Теперь ни в чем не повинные, несчастные мидяне из господ стали рабами! А персы, бывшие рабы, стали господами их!
— Не ищи, на кого свалить вину за это, — сказал Гарпаг с презрением. — Во всем, что случилось, виноват только ты сам, твоя свирепость. Мидяне не будут более несчастными под властью персов, чем были под властью безумного, бесчеловечного царя, который терзал свой народ!
И, не слушая более Астиага, Гарпаг не оглянувшись вышел из темницы.
Так кончилось царство Астиага, продолжавшееся тридцать пять лет.
И так началось, царство персидского царя Кира.
«Астиагу Кир не причинил никакого вреда и держал при себе до самой его смерти», — этими словами заканчивает Геродот свое повествование о том, как молодой Кир победил Астиага и стал царем.
Царь Крез
Кир не стал мстить Астиагу. Он освободил его из темницы, позволил жить в своем дворце и даже приказал почитать его как бывшего царя и как своего деда. Только не допускал его вмешательства в государственные дела и не слушал ни его советов, ни его порицаний.
Кир не поработил и не унизил Мидию. Он объединил ее с Персией, и оба народа стали одним государством.
Он не разорил и столицу побежденного царя, как это было в обычае у царей Азии. Экбатаны так и остались столицей наравне с большими персидскими городами — Пасаргадами и Сусами.
Кир любил Пасаргады.
В этом городе, как наиболее укрепленном, хранились его сокровища, его государственная казна. Там же находились гробницы его персидских предков.
Но, став царем, Кир увидел, что эти города, да и вся Персия, лежат на окраине его большого государства. И что гораздо удобнее для его замыслов основать царскую резиденцию в Сусах, или в Шушане, как тогда говорили.
Область Сусиана находилась в глубине страны, ближе к Вавилонии, у моря, и побережье ее тянулось почти до самого устья Тигра.
Кир украсил и укрепил Сусы. Он возвел крепкие городские стены из обожженного кирпича, скрепленного асфальтом. Построил там дворец, который был роскошнее всех дворцов Персии и Мидии.
Сусиана была очень плодородная страна. В реке Хоаспа, которую сейчас называют Керха, где стояли Сусы, была необыкновенно свежая и чистая вода.
Однако в Сусах Кир жил только зимой. Высокие горы на севере Сусианы перехватывали холодные северные ветры, и они проходили поверху, минуя Сусы. Поэтому в летние месяцы там просто горела земля от зноя.
«…Летом, когда солнце сильнее всего припекает, около полудня, — рассказывает древнегреческий географ и историк Страбон, — ящерицы и змеи не успевают пересекать улиц в городе, а посреди дороги сгорают… Холодная вода для купания; выставленная на солнце, тотчас нагревается, а рассыпанные на открытом для солнца месте ячменные зерна начинают прыгать, как в сушильных печах».
Из-за этой жары жителям приходилось покрывать крыши толстым слоем земли, чтобы укрыться от солнца.
Кир, выросший в холодной гористой Мидии, не выносил этой жары и на лето переезжал в Пасаргады, а чаще всего в город своего детства — Экбатаны, где по-прежнему за семью стенами стоял царский дворец.