Победители недр

Ей жарко, лоб покрывается потом, охватывает слабость. Малевская пересиливает себя, медленно подходит к люку и начинает спускаться в буровую камеру.

Жар делается всё сильней, кровь бьётся в голове и наполняет её гулким шумом. Мысли путаются, перебивают одна другую.

"Неужели я больна? Отчего?.. Что случилось?.. Отравление?.."

Опять тошнота, шум в ушах… Малевская с трудом опустилась на колени возле нижнего киноаппарата. Она нажала кнопку. В руку соскользнул киноснимок. Надо встать, но нет сил. От страшной слабости размякли все мышцы, всё тело. Голова кружится, оглушительный звон наполняет её, разрывает череп на части.

Встать!.. Встать!.. Наверх… Смениться…

С невероятным усилием воли, держась за штанговый аппарат, Малевская выпрямляется. К лестнице! Шаг… ещё шаг… И вдруг всё закружилось, поплыло в сторону, вниз… Промелькнул термометр на стене, и резнуло в глаза: сорок шесть градусов выше нуля! Страшная догадка пронеслась в мозгу. Она крикнула, как ей показалось, изо всех сил:

– Никита!..

Чёрный занавес спустился перед глазами, колени подогнулись, и, задев столик, Малевская упала ничком на пол. С жалобным звоном покатилась со стола колба, и вновь наступила тишина, наполненная ровным, певучим гудением моторов…

…Сон Мареева становился всё беспокойнее. Одолевала жара. Мареев ворочался в своём гамаке, задыхался, обливался потом. Сквозь тяжёлую дремоту ему послышался какой-то неясный шум, стон, звон разбитого стекла. Он попробовал встать, но тяжёлые веки не поднимались, голова не могла оторваться от подушки.

Вдруг высокий, тонкий, как свист, звук сирены врезался в мозг. В одно мгновение Мареев очутился на полу и, покачнувшись, едва удержался на ногах.

"Какая жара!" – пронеслось у него в голове.

От резкого свиста сигнализатора аппарата климатизации он быстро очнулся.

"Углекислота!" – подумал он и крикнул:

– Нина!..

Лишь сонное бормотанье Брускова донеслось до него с противоположной стороны каюты.

Мареев бросился к люку в буровую камеру и через открытое отверстие увидел Малевскую, лежащую на полу у лестницы, лицом вниз, с раскинутыми руками.

– Вставать! – громко крикнул он. – Михаил, Володя!.. Надеть маски!.. Газы проникли в снаряд!

Быстро натянув свою маску, он бросился вниз и поднял Малевскую. С трудом, шатаясь, он поднялся с ней по лестнице в каюту, захлопнув за собой крышку люка. Брусков и Володя, красные, потные, ещё сонные, натягивали маски.

Мареев уже взбирался со своей ношей по лестнице в верхнюю камеру снаряда. По дороге он приглушённо сквозь маску крикнул Брускову:

– Открой запасные поглотители углерода в каюте! Особенно в буровой камере! Володя, за мной!

В верхней камере он положил бледную, бесчувственную Малевскую на ящики с припасами.

– Закрой люк! – приказал он поднявшемуся следом за ним Володе. – Открой запасные поглотители углерода!

Пока Володя дрожащими руками торопливо открывал один за другим висевшие на стенах три зелёных ящичка с едким натрием, Мареев, сорвав со стены кислородную маску, надел её на лицо Малевской. Затем он проделал несколько приёмов искусственного дыхания и прислушался.

Малевская лежала неподвижно, не подавая признаков жизни. Острая боль сжала сердце Мареева.

– Неужели поздно?.. Неужели поздно?.. Не может быть! Нет… нет…

С энергией отчаяния он вновь принялся делать Малевской искусственное дыхание. Володя стоял возле него, и под уродливой маской по его лицу текли крупные слёзы.

Задыхаясь от напряжения, Мареев крикнул Володе:

– Ступай вниз! Скажи Брускову, чтобы он тщательно осмотрел обшивку нижней камеры. Газ появился и начал скопляться именно там. Скорее! Проверь свою маску!

Володя, кивнув головой, кинулся к люку и через секунду, бросив отчаянный взгляд на безжизненную, неподвижную Малевскую, исчез под люковой крышкой.

В шаровой каюте свист сигнализатора утихал. В нижней камере Володя застал Брускова, занятого установкой новых поглотителей, и передал ему распоряжение Мареева.

– Что с Ниной? – быстро спросил Брусков.

У Володи задрожали губы, глаза опять наполнились слёзами. Он ничего не ответил, опустил голову на перила лестницы, и его тело задрожало в беззвучном рыдании.

Брусков с минуту постоял, словно оглушенный, потом, сорвавшись с места, бросился в каюту. Через минуту он вернулся с лупой в руке. Он начал внимательно осматривать каждый квадратный сантиметр пола и стен. Пол камеры, места соединения с ним штангового аппарата и киноаппарата были вне подозрений. Брусков подымался всё выше, систематически, сантиметр за сантиметром, обходя по окружности круглые стены камеры.

Володя пристально следил за работой Брускова.

"Если в камере не только газы, – подумал он, – но и такая страшная жара, то место проникновения раскалённых газов должно быть особенно горячим…"

И он стал двигаться навстречу Брускову, вдоль стен камеры, водя по ним рукой. Брусков одобрительно кивнул ему при встрече: он понял его мысль. Внезапно Володя с криком отдёрнул руку от стены.

– Здесь!.. Здесь!.. – кричал он, корчась от боли и зажимая под мышкой сильно обожжённую ладонь.

Брусков бросился к нему.

– Вот тут, вот… вот… – указывал Володя здоровой рукой.