– На следующий день Сесили объявила, что хочет учиться играть на рояле. Она не давала мне покоя целую неделю, пока я не сдалась. Она брала уроки до восемнадцати лет. Иногда она упражнялась по несколько часов в день до тех пор, пока не освоила технику игры. Она научилась играть лучшие сольные партии.
– Тут нет ничего удивительного. – Шейн был разочарован. – Упорства и настойчивости ей не занимать.
Шарлотта, явно нервничая, скрутила нитку жемчуга на шее:
– Но есть кое-что, о чем почти никто не знает.
Шейн удивленно приподнял одну бровь.
– Сесили совсем не любит играть на рояле. Скорее даже ненавидит.
Шейн словно прозрел, и от горького осознания у него болезненно заныло под ложечкой.
Шарлотта нахмурилась, еще сильнее скручивая нитку жемчуга:
– Столько лет обучения, столько усилий – ради того, чтобы научиться тому, что ей совсем не нравится. Чтобы доказать самой себе, на что она способна. Но главное, чтобы в один прекрасный день услышать от отца сакраментальную фразу, что он ей гордится. Вот какова настоящая причина.
Шейну стало противно до тошноты, он как будто проглотил какую-то гадость.
– И вы полагаете, что сейчас именно такой случай?
– Вот именно. – Шарлотта энергично кивнула.
В глубине души Шейн сильно сомневался в этом, кроме того, история, рассказанная Шарлоттой, вызвала у него сильную неприязнь к самой рассказчице. Он пожал плечами с таким видом, будто ему все равно, правда это или нет.
– Хорошо, будем считать, что вы меня предупредили.
Он резко повернулся и быстро вышел из кухни.
Глава 23
Сесили вошла в приемную отца решительным шагом, она волновалась, но волнение ее не бросалось в глаза. Высоко поднятая голова, стянутые в тугой конский хвост волосы, деловой наряд темных тонов, напротив, говорили о ее решимости и твердости. Она успела заскочить на четверть часа домой, чтобы переодеться, летней Сесили больше не было, ее опять не стало.
Это было необходимо. Летняя Сесили была слишком мягка и слаба, она не годилась для того, чтобы вести столь трудные переговоры. Для роли переговорщика нужна была другая Сесили.
Иначе было никак нельзя.
В кабинет отца она вошла, не постучавшись. Как она и думала, они поджидали ее, склонившись над какими-то бумагами, лежавшими на столе. Подняв головы, они настороженно посмотрели на нее.
Несмотря на волнение, ее голос звучал ровно и спокойно:
– Я приехала и готова приступить прямо к делу.
Отец и Майлз продолжали молча смотреть на нее. Они были – она поразилась, впервые заметив это, – очень похожи друг на друга. Строгие деловые костюмы, аккуратные и почти одинаковые прически, дряблые щеки, очевидно, от слишком большого количества съеденных обедов. Через пятнадцать лет Майлз Флетчер будет точной копией ее отца.
Подойдя к столу, Сесили поставила свой портфель, села, положила руки перед собой, пытаясь взять под контроль ситуацию. Несмотря на свое незавидное положение, идти у них на поводу она не собиралась.
Кивнув в знак приветствия, она произнесла сухим деловым тоном:
– Итак, джентльмены, давайте поговорим начистоту. Откройте ваши карты.
Отец улыбнулся, его лицо смягчилось:
– Узнаю мою девочку.
Сесили вздернула подбородок:
– Я ничья девочка.
Только один Шейн имел право считать ее своей и называть малышкой.
Майлз наклонился вперед, копируя ее позу, как опытный переговорщик, и источая всем своим видом благожелательность.
– Сесили, нам самим очень жаль, что все так вышло, но, поверь, мы на твоей стороне.
Она встретила его взгляд, не дрогнув и не отведя свой в сторону. Сесили, как и он, прекрасно разбиралась в психологии переговоров:
– Не надо относиться ко мне покровительственно. Выкладывайте вашу мерзкую схему шантажа, чтобы можно было начать обсуждать условия.
Майлз притворно вздохнул:
– Никакого шантажа не было бы вовсе, если бы ты держала в тайне свои отношения с Шейном Донованом.
– А также вовремя отвечала на наши звонки, – ледяным тоном произнес Натаниэл Райли.
Сесили пожала плечами:
– Я была занята.
Майлз накрыл ладонью ее руку:
– Конечно, я понимаю, наш брак нельзя назвать браком по любви, и охотно допускаю, что в будущем могут возникать ситуации, когда одному из нас надо будет с пониманием отнестись к личным слабостям другого. Со временем мы научимся понимать друг друга, благоразумие мне не чуждо. Я не против любовных связей, но по очевидным причинам выставлять их напоказ лучше не стоит.
Голос Майлза вдруг упал до шепота, как будто кабинет был нашпигован спрятанными микрофонами:
– Ты привела его к себе домой.
Как они узнали об этом? Впрочем, какая разница! Теперь это не имело никакого значения.
Она взглянула на отца. У него был утомленный вид. Надежда и смутное чувство нежности внезапно побудили Сесили дать ему возможность искупить свою вину перед ней, как дочерью.
– Неужели тебе на самом деле нравится слушать, как твоя дочь и ее жених обсуждают ее внебрачные связи?
Натаниэл Райли переплел пальцы рук и нахмурился:
– Ты ведь сама согласилась, и это соглашение тебя устроило.
Последняя надежда умерла, отозвавшись в сердце тупой ноющей болью.
– Ты прав, отец, никто меня не принуждал.