— Капитан Хок прав насчет двери, — тихо проговорила она наконец. — Но я обязана была так поступить. Когда мы поднялись переодеться, я решила навестить Эдварда Боумена в его комнате. Мы с ним были любовниками. Вернувшись к себе, я увидела: дверь открыта, а мой муж лежит на полу мертвый. Около него валялся наполовину пустой бокал. Как и Визаж, я сразу же подумала о яде, хотя прекрасно знала, что речь идет не об убийстве. Мой муж покончил с собой. Несколько дней назад я рассказала Вильяму о том, что люблю Эдварда. Я хотела развестись с мужем и выйти замуж за Боумена. Вильям угрожал убить себя, если я уйду, — она с мольбой взглянула на Стражей. — Вы понимаете? Я же не могла позволить, чтобы его смерть приняли за самоубийство! Скандал погубил бы и его репутацию, и его дело. Люди верили в Вильяма. Он олицетворял собой всю Реформу. Если бы правда о наших отношениях вышла наружу, враги Вильяма воспользовались бы этим, чтобы разрушить все его достижения и замыслы. Моя жизнь и политическая карьера Эдварда были бы погублены. Я обязана была защитить доброе имя моего мужа любыми средствами. Поэтому я вытащила кинжал Вильяма из ножен и вонзила ему в грудь, чтобы внешне все выглядело, как настоящее убийство. Убитый, Вильям еще послужил бы своему делу. Особенно если убийца не найден. А разве можно найти убийцу, когда и убийства не совершалось?
Наступила долгая пауза. Хайтауэр заворочался в кресле.
— Самая нелепая история, какую я когда-либо слышал в своей жизни, — заявил он.
— Однако истинная, — возразил Гонт. — Заклятие Истины все еще в силе.
— Итак, Вильям убил себя сам, — сказал Доримант.
— Не разделяю вашего мнения, — возразил Хок. — Возможно, Кэтрин история представляется именно такой, но я по-прежнему придерживаюсь версии, что ее муж убит.
— Вино не отравлено, — сказал Гонт. — Я проверил. Я даже сам попробовал его.
— Версию с вином еще нужно доказать, — упрямо возразил Хок, — или в расчет не принимать. Но к этому вернемся позже. Кэтрин, вы сказали все? Ничего от нас не скрыли?
— Мне скрывать больше нечего. Я не убивала своего мужа. И не убивала Эдварда.
Хок помолчал, потом снова повернулся к Визаж.
— Вы убили Блекстоуна и Боумена?
— Нет, — решительно ответила колдунья. — Вильям был уже мертв, когда я нашла его. И я ничего не слышала о происшествии с Эдвардом. Хотя…
— Что?
— В коридоре стоял странный запах…
Хок подождал немного, но колдунья замолчала. Он повернулся к Хайтауэру.
— Милорд…
— Я возражаю против такого допроса!
— Прошу вас, ответьте на мои вопросы, милорд. Вы убили Блекстоуна и Боумена?
— Нет, — ответил лорд Родерик, — я их не убивал.
Хок посмотрел ему в глаза. Вот бы расспросить его подробнее, но Хок словно чувствовал: лорд сумеет сделать свои ответы практически бесполезными. Хок тихо вздохнул. Он голову мог дать на отсечение, что Хайтауэр чего-то боится, — это было написано на его лице и отражалось в манере поведения. Но как добиться, чтобы лорд заговорил? Если усилить на него давление, а потом окажется, что лорд невиновен, разразится скандал. Нужны были другие подходы, более тонкие, но Хок их пока не находил. Он повернулся к леди Элен.
— Это вы убили Блекстоуна и Боумена?
— Нет.
Холодные глаза и упрямо сжатый рот гордой женщины сказали ему главное: здесь ничего не добиться. Хок нахмурился. Заклятие Истины оказалось не таким уж безупречным способом расследования… Он обратился к Сталкеру.
— Сэр Сталкер, вы убили Блекстоуна и Боумена?
— Нет.
Хок выпрямился в кресле и задумался. Он опросил уже всех, и все отрицали свою причастность к убийствам. Но это же абсурд. Кто-то из них определенно убийца. Значит, кто-то солгал. Но ведь пока действует Заклятие, врать невозможно… Хок потер виски. Какая-то мысль сверлила его мозг, но он никак не мог ее поймать.
— Сэр Сталкер…
— Да, капитан Хок?
— Кем бы убийца ни оказался, он хорошо знал расположение комнат и мог свободно перемещаться в доме. Сэр Гонт говорил мне, что вы неоднократно пытались купить у него этот дом. Объясните, почему он так важен для вас.
— Я полагаю, что ваш вопрос не имеет отношения к делу, — заколебался Сталкер.
— Ответьте на вопрос, сэр Сталкер.
— Это мой дом, и я в нем родился.
Все в изумлении уставились на него. Доримант первым обрел дар речи.
— Вы действительно де Феррьер? Я думал, они все умерли.
— Так оно и есть. Я последний в роду. И предпочитаю пользоваться тем именем, которое выбрал себе сам. Я ушел из дома, когда мне было четырнадцать. Моя семья становилась… ужасной, и я не мог больше оставаться с родными. Но это все равно мой дом, и я хочу жить в нем.