Победитель Хвостика

Ошалев, я делаю глоток, а остальное опрокиды­вает в себя Барабанов. Тяжелый ледяной шар про­катывается в моей груди, и у Свиньи с электричес­ким треском растопыриваются волосы.

— Держи! — командует Танька Барабанову, уста­навливая раму вертикально на пне. — Маза, прыгай через стекло!.. Давай скорее, рыбкой!.. Спешите, спе­шите же, дураки, эликсир нестабилен, смотрите — тучи надвигаются!..

И я вдруг разбегаюсь и самозабвенно кидаюсь вперед, прыгаю прямо в стекло, ей-богу, но проши­ваю его насквозь и обрушиваюсь на траву, а по дру­гую сторону стекло вырывает из моей души целую лавину каких-то железяк, пружин, консервных банок, да бумаг, да рваных билетов, да фантиков, шнурков, копеек, да тряпочек, пуговиц, скрепок, да

еще невесть чего до черта...           

— Пошла, пошла суета!..— радостно вопит Тань­ка. — Давай второй раз, третий!..

И я лечу во второй раз, исторгая новые потоки дребедени, и третий, выбрасывая остатки.

— Теперь наоборот, меняйтесь местами, олухи!..— не утихает Танька.

Я лихорадочно перехватываю раму из рук Сви­ньи, а Свинья отскакивает, примеривается и броса­ется на меня. Удар едва не сносит меня, а Свинья, треснувшись о стекло, шлепается рядом. По другую сторону рамы из нее вылетает какой-то человечек и катится по траве.

— Все!.. — отчаянно восклицает Танька, и в тот же миг тучи закрывают луну.

Сумрак и тишина.

Подождав, пока рассеются фиолетовые круги в глазах, я осторожно кладу оконную раму на пень. Свинья медленно садится и трет темечко. Танька подходит к нам. И тут мы слышим стон.

Чуть поодаль в ромашках лежит маленький человечек. Он кудрявый, с длинными носом и бакенбардами. Он открывает свои черные, быстрые глаза, и мы цепенеем. Перед нами находится великий поэт Александр Сергеевич Пушкин.

Злобные недоумки

Было воскресенье, на работу никто не пошел, и Маза спал до полудня. Сумасшедшее древнее солнце оку­тало землю облаком невесомого огня, и планета каза­лась вплавленной в солнечный протуберанец, как муха в янтарь. Загар полз по сосновым стволам, словно ру­мянец по пирогам в духовке. Река приникла к берегам и изредка трепыхалась. Луга расползлись. Пес Кондей лежал у ворот, высунув язык на полметра.

Маза проснулся помятым и потоптанным, с мутью в глазах, с кирпичом в животе. Челюсти оне­мели, ноги гудели от комариных укусов, тело покры­лось мылким потом. Рядом в таком же состоянии ле­жал Барабанов. Еще в комнате находился Николай Марков, который пил холодный чай и читал газету с помидорными пятнами. На солнцепеке за окном за­горали Пузан с Внуковым, и Ричард, умостившись на чурбаке, что-то писал.

- Свинья, Николай... — позвал Маза. — Вы обе­щали меня сегодня за земляникой сводить... Слово-то держать надо...

- А кто это не держит слова? — строго спросил Николай.

- Ты, к примеру...

—  Я? Почему это я?

—  Ты. Потому это ты.

—  Тогда вставайте, — сразу заявил Николай. — Решили — так идем. Эй, Свинья, чего разлегся?..

—  Ой, да потом сходим!..— запаниковал Свинья. — Кто тогда будет жуков из эфира доставать? Алек­сандр Серге...— Тут он осекся.

—  Дам в дыню.

—  Ладно-ладно, — проворчал Свинья. — Раскомандовались... Вот стану профессором, все плакать будете... А то давай человека-то прямо из постель­ки... Ричарда зовите... И этих...

Услышав окрик, Пузан и Внуков направились к ломику, а Ричард подумал, не нанесли ли ему оскорб­ления этим предложением, и встал немного погодя.

—        Орать-то зачем?.. — пробурчал он, входя в комнату. — Я тут, кстати, рассказ новый написал... Давайте я прочитаю, а потом мы двинемся...

Рассказ Ричарда «Комод»

Подумал я и решил комод приобрести, куда все складу, а на нем все поставлю, благо что ничего нет.

Дело, размышляю, малохлопотное и быстрое.

Получаю зарплату и мирно иду в мебельный, где трудящиеся комодами и прочей добротностью обзаво­дятся.

Покупаю, а грузчиков, говорят, нет. Ну, сам попер, а живу от этих хамлов далече. Вначале волоком, а потом таранить стал. Хотел в трамвай сунуться, но кондукторша ящик из моего приобретения выхватила и на голову мне напялила.

— Будьте добры, — закричал я, — снимите это об­разование, а то я могу комод выронить по принципу невозможности вести обзор!

На что меня обозвали и выпихали из трамвая.