Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

Дверь распахнулась. Увидев человека, стоявшего в дверном проеме, я в первую секунду решил, что словил глюк: наверное, такое бывает после ранений. Крепко зажмурившись и вновь открыв глаза, выяснил, что мозги и зрение меня не подвели. На пороге, явно наслаждаясь произведенным эффектом, застыл Бон. Собственной персоной, в перепачканной, со следами крови, местной немецкой форме.

Бон

О присутствии в палате дамы меня никто не предупреждал. Здоровенный сержант только сказал, что мой товарищ ранен, но не очень серьезно и сейчас отлеживается.

– Я смотрю, ты страдаешь, упырь? – несколько озадаченно поприветствовал я Нельсона, практически не глядя на него. Все мое внимание занимала худенькая, среднего роста девчонка с копной пшеничного цвета волос и в простеньком темно-синем платье. Большие глаза на скуластом лице, вздернутый носик. Пухлые, розовые губы. Подстричь, приодеть и накрасить – будет красотка, каких мало. Нельсону явно не хило болелось.

Услышав меня, ребята разом покраснели. Нельсон залился краской, как помидор, девчонка ограничилась симпатичным румянцем, мало заметным на ее светлых, с легкими крапинками веснушек щеках.

– Бон! Ох… офигеть! – Нельсон, вскочив на ноги и не обращая внимания на свое ранение, заковылял ко мне. Я сделал несколько шагов навстречу, дабы не причинять парню лишней боли, и крепко, от души обнял его. Нельсон ответил тем же – сильными мужскими объятьями, и некоторое время мы только молча похлопывали друг друга по спине. Слова сейчас были лишними.

– Пойдем, – негромко проговорил от порога Клыков, доставивший меня на второй этаж. Судя по всему, обращено это было к девчонке, которая тут же ответила:

– Не пойду, – чуть ли не шепотом и тут же добавила громче: – Можно мне остаться?

– Оставайся, – пробурчал Нельсон и, могу спорить, вновь покраснел. Тут же разомкнул руки, давая мне понять, что с бурным проявлением чувств покончено. Сделал шаг назад и, неловко пятясь, приземлился на кровать. Я нашарил взглядом табурет и переставил ближе к столу. Посмотрел вопросительно на Клыкова. Сержант, недовольно покачав головой, закрыл дверь.

Еще раз оглянувшись, я пожал плечами, обращаясь к девчонке:

– Извини. Для тебя стула не нашлось.

– Ничего, – решительно и упрямо отозвалась та. Безо всяких сомнений подошла к кровати и уселась на нее, правда, на другой край, подальше от Нельсона. С вызовом взглянула на меня: – Настя.

– Бон. Мы с вот этим «хардкором»[18] попали в передрягу вместе. Он рассказывал?

– Нет. Не рассказывал. Молчит больше. Расскажите вы.

Напористая. Я невольно усмехнулся. Мне было это знакомо. За легкой дерзостью и неформальностью общения прячется банальная неуверенность.

Протянув руку, я взял со стола стакан с цветами. Повернул его, любуясь скромными синими васильками и белыми лепестками ромашек. Отставил стакан в сторону.

– Ты как пулю-то схлопотал, Нельсон? – Приличия соблюдены. Если девчонке хочется присутствовать при разговоре, я против не буду. Но и развлекать ее сказками не обязан.

– По глупости.

Я коротко хмыкнул. Честно говоря, иного ответа я не ожидал.

– Скажи мне. Вся вот эта бригада кто такие? Мне, честно говоря, не до того было, мы с лагеря рвали. Взяли там одного лейтенанта – и сюда навострили. Проясни.

– Объяснять особо нечего, – Нельсон усмехнулся, – это разведка Южного фронта. Ребята из сорок третьего. Все погибли. А вот она, – Нельсон кивнул на девушку, – тоже с ними была. Последняя. Рванула гранату, Бон, когда немцы к ней подошли.

Девушка упрямо встретила мой удивленный взгляд. Слегка прищурилась.

Точно. Дерзость от слабости и желания выглядеть сильной. Я видел такое неоднократно, и обычно это смешно. Но сейчас мне смеяться не хотелось. Вместо этого, поразмыслив пару секунд, я протянул девчонке открытую ладонь. Настя неуверенно протянула в ответ свою руку. Я аккуратно пожал ее, слегка сдавив тонкие, узкие пальцы. Ободряюще улыбнулся, вызвав на лице девушки ответную улыбку.

Вот интересно, ей кто-то говорил, что она поступила правильно? Или все лишь жалели, гладя по голове, наговаривая кучу лишнего, бессмысленного мусора? Кормили задачами партии, патриотизмом, лозунгами?

Когда надо было просто обнять ее. Пожать руку. Улыбнуться, подмигнуть вовремя, чтобы у нее и мысли не было чувствовать себя слабой. Сомневающейся. Вырванной из своего, знакомого мира и заброшенной черт знает куда.

– В бараке были двое. Тоже разведчики, с Южного. Они были знакомы с местными.

Нельсон, выслушав, покачал головой:

– Ерунда это все. Давай толком рассказывай. От начала и до конца. Иначе ничего не понятно. Приступай.

– Хорошо, – вздохнув, отозвался я. – Началось все, как нетрудно догадаться, с того момента, как меня списали в госпиталь. Твоими стараниями.

Долго общаться нам с Нельсоном не дали. Буквально через полчаса за мной зашел такой же громадный, как и Клыков, боец и пригласил проследовать за ним. С сожалением свернув разговор, я направился за здоровяком. Идти оказалось всего ничего – поднялись по лестнице на этаж и сунулись буквально в первую же дверь.