Победить, чтобы потерять

Мгновенно открывает глаза, чтобы прогнать эти сладкие видения. Подкрадывается сон, и ненадолго бывшую подружку сменяет Ленка, появляясь четко, будто наяву. И нет сил открыть глаза и прогнать эту проклятую и такую сладкую эротику. Вот женщина презрительно и зазывно улыбается, смотрит ему прямо в глаза, руками поглаживая и массируя груди, широко до бесстыдства раздвинув ноги. И он не может оторвать взгляда, его тянет к этим белым ляжкам. К такому соблазнительному и просто божественному низу ее живота.

Он с трудом отводит взгляд от всего этого, и почему-то снова Светка тянется к нему губами. И он снова просыпается, вырываясь из плена сладких снов. Но глазам в темноте не за что зацепиться, и снова Ленка улыбается ему, бесстыдно раскинувшись на постели. Видится так явно, что дыхание замирает от желания. И в увольнение хочется до безумия, и он снова не пройдет мимо заветного подъезда, положив в карман пятьдесят долларов, каким бы романтичным ни было свидание с Катюшей.

Никогда не думал, что будет платить за это, а вот платит, и постоянно. И больше того, просто горит желанием, поскорее оказаться в Ленкиной постели, и получить от ее тела восхитительное наслаждение.

Скорей бы суббота, скорее вырваться на свободу, скорее успокоить душу и тело. Но это, к сожалению, под большим вопросом. Нагрянула комиссия чуть ли ни из Москвы, и спокойная жизнь учебного подразделения закончилась.

Кап-три весь в суете и волнении, с ходу попытался подсунуть старшине какие-то бумаги на подпись, акты на списание чего-то. Строев даже не стал смотреть, вежливо и твердо отказался. Похоже на должок за все увольнения.

Начальник попытался повысить голос, рубануть так сказать командирским криком, но, встретившись с замом глазами, поперхнулся и отвел взгляд. Уходя, невнятно ругнулся, покрывшись красными пятнами. Извини брат, но я не при делах, а ты сам отвечай за свое, как и положено командиру, если ты, конечно, таким являешься.

Старшина продолжал править службу в своей, на треть поредевшей роте, а кап-три дни и ночи напролет в штабе, где заседает комиссия. Он уже третью ночь не уходит домой, все что-то считает, пишет, и, видимо, не совсем удачно. Так как вид у него с каждым днем все подавленней и подавленней.

Василий просто не может представить, что можно украсть за такой короткий срок и в каком количестве, если человек тает прямо на глазах. Видно, совсем некстати свалилась комиссия на командование этим учебным центром. С должностей слетела вся верхушка, включая и командира радистов.

Поговаривали, что будто бы «химичили» с обмундированием, списали большое количество, чуть ли ни на год вперед. И, как всегда, «химия» с продуктами в особо крупных размерах. Ведь у матроса не украсть, себя не уважать.

Строеву плевать на это, он далек от матросского пайка, да и неправильно это – воровать у своих. Вот только дивиденды от всего этого ему перепали сказочные, считай, по начало марта он в роте был за старшего. Пока флотские кадровики разобрались со штрафниками-растратчиками, пока их сменили, пока нашли нужных людишек на вдруг освободившиеся «хлебные» места.

И все это время ознаменовалось частыми увольнениями. Встречи с Катюшей стали не только регулярными, но и плановыми. Отчего их отношения плавно поднялись к «точке кипения», целовались они уже напропалую. И девушка уже не убирала его руку, когда та нежно касалась груди, или так же нежно поглаживала ноги, поднималась далеко выше коленок.

Они с нетерпением ждали момента, когда у Васька выпадет суточное увольнение, и одна из квартир вдруг окажется пустой. Но, к великому огорчению парня, этот счастливый миг не наступил. Пришел приказ, и Строев вместе с восемью радистами срочно отбыл для дальнейшего прохождения службы далеко на Север. Отбыли гражданским бортом так стремительно, что смог позвонить маме и Катюше только из аэропорта, перед самой посадкой.

Вот она, военная непредсказуемая жизнь, еще вчера что-то планировал, на что то надеялся, а сегодня ты уже далеко от дома. От такой красивой девчонки, с которой почти дошел до полного взаимопонимания, почти до любви, а может, и до будущего семейного счастья.

И кто знает, что его ждет на новом месте службы, что будет через долгих восемь месяцев, когда, наконец, подойдет долгожданный дембель. Это перемещение, конечно, удар для парня. Но слава Богу, что не в Чечню, на войну. И снова подтвердилось Васькино предчувствие, он снова получил удар, когда все шло совсем неплохо, почти отлично.

Может, он и не думал бы так, узнай случайно, что благодаря этому перемещению, остался жив. Буквально через неделю после его отбытия, в расположении роты появился невзрачный парень лет двадцати пяти. Представился матросам двоюродным братом Строева, раздал служивым несколько пачек сигарет и немного денег. Очень сожалел, что не застал братца, мол, ехал издалека.

Пацаны посочувствовали, но ничем помочь не могли, сами не знали, куда ребят отправили. В штабе поговаривали, что вроде бы на базу атомных подлодок. Неприметный молодой человек вернулся в город, позвонил из автомата на вокзале.