Главнокомандующий ВМС понимал также, что орудийные установки крупных военных кораблей малодейственны из-за противозенитных маневров; неожиданные броски маленьких эсминцев, стремящихся уйти от камикадзе, и увеличение количества орудий на случай неожиданной атаки создавали сильную качку, которая снижала точность стрельбы. Качество артиллерийской стрельбы значительно повышалось, когда эсминцы маневрировали не так резко, даже если в бой можно было ввести меньшее количество орудий» .
Слушатели-офицеры вставляли реплики в комментарий коммодора Бейтса вежливо, но более охотно, чем в речь Тернера. В разговор немедленно вступил бывший командир эсминца.
«Теоретически это верно, сэр, но любой, кто прошел Окинаву и Филиппины или участвовал в рейдах на Японию, знает, что в большинстве случаев вы бы просто не смогли этого сделать и выжить и сейчас не рассказывали бы нам об этом. Самоубийцам говорили, что, поскольку у них нет определенной мишени для бомбардировки, лучшие результаты в выполнении их задания даст нападение на нос или корму корабля — это позволит им с наименьшей вероятностью стать жертвами заградительного огня[201]. Я видел новых командиров кораблей, которые следовали советам главнокомандующего в этом вопросе. Единственным результатом стало то, что из-за менее активных маневров эсминцев «божественному ветру» стало гораздо проще «расставлять точки над i».
Вмешался бывший старший помощник: «Мне говорили, что даже начинающего летчика можно научить выполнять скольжение или скольжение под крыло, и когда на нас нападали — я был на «Кемберли», — мишень выполняла скольжение, следуя за нами по пятам, и нам приходилось круто поворачивать. Наводиться на нее могли только кормовые орудия, и от каждого выстрела 5-дюймовой пушки команда валилась на палубу. «Вэл» зашел над кормой, целясь в мостик, и упал между двух 5-дюймовых орудий»[202].
Адмирал Тернер не был удивлен тем, что, как только появилась возможность, разговор переключился на тактику. Он быстро включился в обсуждение: «В самом начале войны, после Перл-Харбора, Малайи и Яванского моря, наше состояние казалось плачевным — как и состояние японцев. Военно-морская авиация справлялась с любым судном, с каким сталкивалась. Установка радиолокационных взрывателей[203] в 1942 и 1943 годах увеличила успехи наших кораблей в борьбе со своими воздушными мучителями, и к 1943 году — всего через два года после Псрл-Харбора баланс сил определенно склонился в пользу Америки: нашей промышленной базы, нашей учебной базы; во флоте прибавилось военных кораблей, самолетов и высококлассных летчиков. Тем не менее с появлением камикадзе дуэль между корабельными орудиями и самолетами началась заново. Уничтожение девяноста процентов участников рейда до Лейте[204] считалось успехом; но разрушения, которые причинял даже один самолет-самоубийца, могли быть ужасающими. Было очевидно, что завоевание Японии может повлечь огромные потери, и мы стали принимать меры, чтобы предотвратить эту угрозу, — затруднением действий противника, эффективным командованием и контролем, установкой большего количества орудий и всем, что мы могли придумать, чтобы сбивать самолеты до того, как они приблизятся к нашим кораблям».
«Сэр, — прервал его один из слушателей, — в донесениях разведки перед Кюсю снова и снова говорилось о том, что японцы даже не имеют достаточно топлива, чтобы обучать новых пилотов; они были отрезаны от своей голландской нефти и потеряли все свои нефтеперерабатывающие заводы — их уничтожили В-29 «Суперфортрес»; японцам должно было быть очень трудно обеспечивать полеты. Я не знаю никого из военных моего уровня, кто в это поверил бы; не было ли это той причиной слабости воздушного прикрытия наших взлетно-посадочных площадок?»[205]
«Я отвечу в два приема, — сказал Тернер после минутного размышления. — Во-первых, все, что вы сказали об их возможностях ввоза и переработки нефти, — правда, однако не в той степени, как полагали некоторые. Другая часть картины касалась свидетельств разведки о недостаточной активности японцев на море, что казалось явным признаком того, что топливо у них на исходе. Японский флот резко сократил количество боевых операций из-за нехватки тяжелого топлива, и мы знали, что эта нехватка была главной причиной сокращения часов учебных полетов их летчиков. Более того, в докладах, полученных от нейтральных миссий, указывалось на то, что у гражданского населения, которое не только было лишено жидкого топлива, но и остро нуждалось в продуктах питания — картофеле, кукурузе, рисе, — реквизировали и синтетическое топливо[206]. Мы также были уверены, что во время наших налетов были уничтожены почти все хранилища. Таким образом, хотя мы знали, что японцам удалось скрыть от нас большое число самолетов, неубедительность их ответных действий укрепила нас в мысли, что эти самолеты не в состоянии оказать нам эффективного сопротивления.