Победа. Том 2

«Да, да, ты говорил! — отметил про себя я. — И Брайт говорил, что трумэновскую «Священную корову» уже готовят к отлету. Все верно, все совпадает!.. Значит, пока мы бесцельно колесили по Берлину, Конференция наверняка закончилась!»

И все же… Я хотел получить окончательное подтверждение.

— Давай к «Цецилии», жми на всю железку! — скомандовал я Гвоздкову.

Спустя считанные минуты мы подъезжали к замку. Я был уверен, что охрана там уже снята и, может быть, мне посчастливится снова войти в зал заседаний, захватить там какой-нибудь сувенир — настольный флажок, карандаш или что-то еще в этом роде.

Но замок по-прежнему охранялся нашими пограничниками, американскими и английскими солдатами. Автомашины и мотоциклы стоят, как раньше стояли, и шоферы, сбившись в кучку, продолжали свою беседу.

«Неужто, черт подери, «Большая тройка» все еще в Цецилиенхофе?» — с досадой подумал я.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ «ТЕРМИНАЛ» — КОНЕЦ ПУТИ

В то самое время, когда корреспондент Совинформбюро Воронов умышленно рано лег спать с единственным желанием, чтобы скорее наступил завтрашний день, президент США Трумэн открыл тринадцатое, на этот раз действительно заключительное заседание Потсдамской, или, как ее называли тогда в наших газетах, Берлинской, конференции.

Часы показывали без двадцати одиннадцать. Бирнс доложил, что комиссия по экономическим вопросам выработала предложения, приемлемые для всех трех делегаций.

— Правильно, — подтвердил Сталин, уже информированный обо всем Молотовым, и обратился шутливо к Эттли: — Давайте по этому поводу закурим наши трубки, господин премьер-министр.

Эттли натянуто улыбнулся и вынул свою трубку из нагрудного кармана пиджака.

— Сейчас, — продолжал Бирнс, — мы могли бы обсудить вопрос относительно собственности союзных государств, имеющейся на территории Германии.

Сталин как-то неопределенно покачал головой. Ему, вероятно, хотелось сказать: если бы вы в свое время меньше содействовали вооружению Германии своими вложениями и продукцией ваших предприятий, то сегодня этот вопрос не стоял бы вообще. Но Сталин уже решил, что сделает все от него зависящее, чтобы не дать разгореться новой полемике по частностям, если эти частности не будут ревизовать достигнутых решений.

Раскуривая свою трубку, он сказал:

— Мы не успели продумать редакцию проекта, предложенного американской делегацией, но по существу с ним согласны. Рекомендую записать: «Конференция решила принять американское предложение в принципе. Редакцию этого предложения согласовать в дипломатическом порядке».

— Я с этим согласен, — заявил Эттли.

— Ну и я тоже, — удовлетворенно произнес Трумэн.

Президент был в превосходном настроении. Ведь с утра он уже будет в самолете, а вечером пересядет на «Августу» и поплывет к родным берегам!

Впрочем, по дороге ему предстояла остановка в Англии. Трумэн решил встретиться с Черчиллем, обсудить с ним итоги Конференции, а главное, новую ситуацию, которая уже сложится в мире, если к тому времени прогремят атомные взрывы…

Далее Бирнс объявил, что комиссия, занимавшаяся подготовкой протокола, тоже достигла соглашения.

В этот момент советский дипломат Подцероб передал Молотову листок бумаги, который секунду спустя оказался уже в руках Сталина.

Сталин обладал способностью «схватывать» весь текст целиком, не читая его по строчкам. Поэтому, бросив на поданный ему листок короткий, но пристальный взгляд, он заявил незамедлительно:

— Извините, но у меня есть поправка. Она касается западной границы Польши. Здесь говорится, что линия границы пройдет от Балтийского моря через Свинемюн-де. Как это понимать? Пересечет город? Давайте лучше запишем так: от Балтийского моря и чуть западнее или немного восточнее Свинемюнде… И отразим это на карте.

— Пусть будет по-вашему, — согласился Трумэн. — Запишем: «Чуть западнее Свинемюнде».

— У меня есть и другая поправка относительно границы Кенигсбергской области, — продолжал Сталин. — В проекте говорится, что она подлежит уточнению экспертами. Какими экспертами? Я предлагаю сказать четче: «Экспертами из представителей СССР и Польши».

— Мы не можем предоставить это только России и Польше! — возразил Бевин.

Бедный Бевин!.. Он был умен, хитер, изворотлив. Но исторически сложившаяся ситуация лишала его возможности играть на Конференции ту роль, которую он себе предназначал. Однако не напоминать о себе хотя бы репликами, хотя бы вопросами было выше его сил.

В ответ на свое возражение Бевин тут же услышал вполне резонный довод Сталина:

— Но ведь речь идет о границе между Россией и Польшей! Не Англия же будет устанавливать ее?

— Однако это должно быть признано Объединенными Нациями, — упорствовал Бевин. — Мы здесь согласились, что на мирной конференции поддержим советское пожелание относительно польской границы. А теперь вы говорите, что Англия ни при чем!..