В газетных статьях обильно цитировались публичные выступления различных лейбористских деятелей. Цитаты свидетельствовали, что по главным вопросам, обсуждаемым «Большой тройкой» — таким, например, как польский, — Эттли и Бевин вполне солидарны с Черчиллем.
Просочились в печать сведения и относительно пребывания в Бабельсберге польских представителей, о беседах, которые имели место между ними и руководителями западных делегаций. Поляки, отстаивающие новую границу по Одеру и западной Нейсе, получили будто бы единодушный отпор и от Черчилля, и от Трумэна, и от обоих западных министров иностранных дел. Высказывалось предположение, что такой же безоговорочный отказ получат они и со стороны Эттли.
Читая газеты, Воронов делал выписки из них и, казалось, не замечал ничего, что происходит вокруг. Он не помнил, сколько затратил на это времени — час, два или три, — когда его окликнули по фамилии. Воронов нехотя поднял голову и увидал, что рядом, склонившись над ним, стоит Стюарт.
— Good morning![11] — сказал англичанин и, взявшись за спинку стула, прислоненного к столу, осведомился: — Это место не занято?
Не дожидаясь ответа, Стюарт присел рядом с Вороновым и, слегка щуря свои глаза, прикрытые стеклами очков, сказал:
— Рад встрече, сэр!
Воронов промолчал. После той злосчастной «пресс-конференции», которая, впрочем, принесла Воронову не только разочарования, он не видел Стюарта. Брайт сказал, что англичанин улетел в Лондон в числе свиты Черчилля.
А теперь вот он сидел рядом. Как всегда, элегантно одетый, чисто выбритый, и доброжелательно-светская улыбка не сходила с его пухлых румяных щек.
— Неожиданная, но приятная встреча, — корректно, вполголоса, чтобы не мешать остальным, ворковал Стюарт, поблескивая стеклами своих очков.
Воронов снова промолчал, еще ниже склонившись над газетной страницей и тем давая понять Стюарту, что не имеет никакого желания вступать с ним в разговор.
Но на того это, видимо, не произвело должного впечатления. Он продолжал:
— Только вчера утром вернулся из Лондона. Отличная здесь погода. — И вдруг положил ладонь на газету, которую читал Воронов: — Да перестаньте вы дуться на меня, сэр! Честное слово, та история не стоит того, чтобы начинать пожизненную вендетту. Тем более что теперь все это уже не имеет никакого значения.
— Для кого как. Провокации не забываются, — сухо ответил Воронов.
— Зачем же так грубо? — с укоризной сказал Стюарт.
— Привык называть лопату лопатой, — ответил Воронов, используя идиоматическое английское выражение.
— Лопата вам как раз может пригодиться, — скаламбурил Стюарт.
— Что вы этим хотите сказать?
— А разве вы не считаете долгом бросить свой ком земли в могилу? — вместо ответа спросил тот.
— Послушайте, мистер Стюарт, — раздраженно произнес Воронов, — чего вы, собственно, от меня добиваетесь? Какая лопата? Какая могила? Я занят.
— Я предлагаю вам обмен информацией, сэр. Честный и откровенный.
Воронов уже готов был ответить, что честность, откровенность и Стюарт несовместимы, но вдруг заинтересовался. Что такое имеет в виду этот тип?
Сдерживая себя, ответил мягче:
— Ваше отношение к честной и правдивой информации вы уже продемонстрировали однажды.
— Опять? — усмехнулся Стюарт. — Но мы же договорились поставить на этом крест. Ладно, для того чтобы у вас не было никаких сомнений, я выкладываю свою информацию первым. А вам предлагаю честно и откровенно судить, заслуживает ли она той, которую я хочу получить от вас. Так вот — Конференции конец. Крышка. Она умерла. Знаю из достоверных источников.
«Что ж, — подумал Воронов, — провокатор всегда остается провокатором». А вслух сказал, указывая на лежащие перед ним подшивки газет:
— У меня ворох таких пророчеств. И все «достоверные». Но вопреки им Конференция продолжает свою работу. Сегодня в четыре часа состоится очередное заседание.
— А я вам говорю, что никакого заседания не будет! — упорствовал Стюарт.
— Следуете завещанию Геббельса? — насмешливо спросил Воронов. — Он утверждал, что ложь, для того, чтобы казаться правдоподобной, должна быть колоссальной.
— Оставьте эту пропагандистскую ерунду, мистер Воронов, — отмахнулся Стюарт. — У нас разговор серьезный. Конференция, как я предполагал еще два дня тому назад, скончалась.
Уверенность, с какой держался англичанин, посеяла в глубине души Воронова тревогу.
— Откуда вы это взяли? — настороженно спросил он.
— Я виделся с Бевином. Сразу же после его прибытия в Бабельсберг. Английская делегация не пойдет ни на какие уступки. Это и было заявлено дяде Джо на вчерашнем заседании. Ни на одну! — с нажимом повторил Стюарт, поднимая вверх указательный палец. — Альтернатива предложена такая: или дядя Джо смиряется и, так сказать, откроет свои фланги, или встреча заканчивается ничем и все разъезжаются по домам. Насколько мы знаем характер дяди Джо, он вряд ли смиренно сложит оружие. Осталась единственная возможность: разъехаться по домам.