По ЗОЖу сердца

Вместо того чтобы озадачиться этим вопросом, моя сестрица явно наслаждалась происходящим. Рука у нее уже зажила, но это не помешало хитрюге привлечь к кухонным работам беднягу Таганцева.

На лице сестрицы было написано умиление, глаза блестели, прерывистые бронхиальные хрипы выдавали с трудом сдерживаемый хохот.

Таганцев, густо припудренный мукой, неловко, но старательно защипывал тесто на гребне гигантского кособокого пельменя, похожего на динозавра-диплодока, только без головы и с нетипично куцым хвостом.

Немного подумав, старший лейтенант нежно помял пельменище ладонями, придавая ему округлось, потом чуть отстранился, внимательно вгляделся в шедевр и последним штрихом закрутил на нем трогательную пимпочку. И поднял чистые лазоревые глазки на меня, явно ожидая оценки.

– Монументально, – сдерживая смех, похвалила я мужское рукоделие.

Натка не выдержала, захохотала и согнулась пополам.

– Что, еще один?! – услышав смех, на кухню примчался Сенька. – Вау! Этот похож на нашего завуча Анну Витальевну! Чур, я его съем! – И он опять убежал.

Я с беспокойством посмотрела на сестру:

– Что, у Сенькие проблемы в школе? – Желание скушать завуча, мне кажется, говорило само за себя.

– Ну, ты же знаешь Сеньку, – пожала плечами Натка. – Ничего страшного, он просто случайно заглянул в кабинет биологии и навел там порядок. Свой порядок…

– Выпустил на волю лабораторных мышей и лягушек? Спас из заточенения заспиртованную змею? Побрил кактус? – Сенькины порядки я знала, он и у меня в доме их наводил. Иной раз до существенного ремонта потом доходило…

– Всего лишь приодел скелет, тот был возмутительно голым.

– Во что приодел? – уточнил товарищ старший лейтенант.

– В штору, которую содрал с окна. – Натка улыбнулась и похлопала ресницами – мол, а что такого? – Между прочим, красивая тога получилась, у мальчика есть задатки дизайнера.

– То есть ты считаешь, что за его будущее можно не волноваться? – Я нахмурилась.

– Ой, только не начинай! – Натка поморщилась и поспешила сменить тему. – Ты с чем пришла-то? Хотела с Костей поговорить.

– Да, это сейчас важнее. – Я взяла табуретку, подсела к столу и забрала у Таганцева доску и миску с фаршем. – Я буду лепить, а вы слушайте. Те две гражданки, адреса которых ты, Костя, нашел по моей просьбе, тоже пострадали от нападок прессы. Их травили так же, как меня, те же самые СМИ, с таким же азартом. Брониславу Песоцкую винили в том, что она превратила балетную школу в бордель, Марию Цареву ругали за общественно вредное литературное творчество. Песоцкой в итоге поломали всю жизнь, а вот с Царевой непонятно вышло. Ее газетчики сначала старательно смешали с грязью, а потом так же старательно обелили и расхвалили. Но! Сегодня она покончила с собой. – Я посмотрела на Натку. – С чего бы, а? Если у нее все наладилось?

– Да мало ли причин, – сказала сестра и скосила глаза, явно придумывая эти самые причины. – Может, у нее личная жизнь не сложилась? Любовь-морковь, все такое…

– Может, – согласилась я. – Как раз тогда, когда она выбросилась в окошко, в ее дверь ломился какой-то очень сердитый мужик. Костя, ты можешь выяснить, кто он? Это не должно быть очень сложно, его твои коллеги задержали…

Таганцев молча встал, снял фартук, отряхнул руки, вытянул из кармана мобильник и удалился со словами:

– Я позвоню.

Звонить он ушел на балкон, плотно прикрыв за собой дверь, из чего можно было заключить, что нам не следовало знать его собеседника и подробностей разговора.

Тот был довольно долгим, мы с Наткой успели закончить с лепкой пельменей. Не сразу определились, надо ли переделывать Костин шедевр, но все же решили сохранить его в первозданном виде.

– Значит, так: того мужика зовут Вазген Ашотович Акекян, он чиновник городской администрации и законный муж погибшей писательницы, – сказал вернувшийся Таганцев.

– Чиновник? – Я как-то иначе представляла себе госслужащих. – Видел бы ты, как он ломился в дверь!

– Ну еще бы, мужик узнал, что жена оставила его без штанов! – Таганцев пожал плечами и ассоциативно поддернул собственные джинсы.

– Он ломился в дверь без штанов? – заинтересовалась Натка.

– В штанах, – ответила я. – И в дикой ярости. Чего она его лишила?

– А всего. – Костя прошелся по кухне, пытливо заглянул в кастрюльку с закипающей водой. Вздохнул, то ли проявляя мужскую солидарность, то ли сокрушаясь, что пельмени еще не сварены. – Он же чиновник, ему нельзя быть предпринимателем, поэтому свою строительную компанию он записал на жену. И новую квартиру, и дорогую машину, и даже парковочное место в жилом комплексе… А супруга его все это продала.

– А он и не знал? – Натка хищно усмехнулась – проявила женскую солидарность.

– Они уже отдельно жили, разбежались, только развод не оформили, потому как Вазген еще нового фиктивного владельца своей компании искал. – Таганцев снова заглянул в кастрюльку, обнадежился: – О, пузыри пошли, можно уже пельмешки варить, да?

Натка подвинула его у плиты, велела строго:

– Сядь и жди, сейчас все будет.

Я прямо залюбовалась этой сценой.