По зову сердца

В поле была тишина. Наблюдая за изредка ползущими лучами фар, стала пробираться на дорогу.

XIV

В расположение врага я иду без оружия. Даже защищаться нечем… Стало как-то не по себе. А встречаться с врагом придется, и разговаривать нужно будет, даже улыбаться. «Ничего, привыкну!» — успокаивала я себя.

Мне хорошо была видна черневшая полоска шоссе, по сторонам которой разливалась снежная белизна. В морозном воздухе стояла такая тишина, будто войны и не было. Не верилось, что где-то близко находится враг.

Впереди послышались голоса. Скоро увидела машину. Около нее толпились люди. С тревогой в душе приблизилась к ним. Шофер заводил мотор, а женщины, укутанные в платки, садились в кузов. «Пройти мимо? Можно вызвать подозрение», — подумала я. Подошла к шоферу и попросила подвезти до города. Он показал:

— Вон хозяин.

Неподалеку стоял длинный немец, потирая замерзшие руки.

— Пан, можно подъехать? — кокетливо улыбаясь, спросила я.

— Я, я, — сказал он, присматриваясь ко мне и направляясь к кабине.

Почти на ходу вскочила в кузов и уселась на своем чемоданчике. Уже светало, когда мы подъехали к городу.

Неожиданно машина остановилась. Из дорожной будки вышли офицер и два солдата с автоматами. Офицер осветил сидевших на машине карманным фонариком.

— Пашпорт, мадам.

Дрожащими руками достала феодосийский паспорт, заготовленный мне в части, и справку о том, что еду в Симферополь к больному туберкулезному брату-студенту. Подала офицеру.

А сама, чтобы скрыть охватившее меня волнение, подставила лицо под свет фонарика и, стараясь казаться беззаботной, начала красить похолодевшие от страха губы.

Посмотрев пристально мне в лицо, а потом на фотографию, офицер сказал:

— Второй пломпа нет…

Я улыбнулась и, сделав вид, что очень занята, небрежно ответила:

— Не знаю, пан, так в Феодосии делали…

— Найн, найн, Феодос… Феодос найн, — сердито сказал гитлеровец, качая головой и внимательно рассматривая справку врача.

Неизвестно, чем бы кончилась проверка, если бы взгляд офицера не остановился на солдате, который влез в машину и начал рыться в корзинах женщин. Офицер машинально отдал нам документы и, не сводя глаз с солдата, обнаружившего продукты, обрадованно затараторил:

— Масльо, яйки есть? Гут, гут…

— Вы у детей отнимаете! — закричали женщины. — Мы последние тряпки возили в деревню менять на продукты!..

Но офицер навел на женщин фонарик, и те замолчали. Положив в полу шинели творог, яйца, масло, солдат спрыгнул с кузова, офицер махнул рукой шоферу, и машина поехала.

Я подумала, что мой паспорт не очень надежен. Лучше поменьше его показывать.

Машина остановилась на окраине Симферополя, и нас высадили.

Чтобы не наскочить на патруль, я в первом попавшемся подъезде переждала до восьми часов. Потом окольными улицами пришла на вокзал. В толпе пассажиров легче всего остаться незамеченной. Здесь у меня было место первой встречи.

Вышла на перрон. У выхода стояла девушка с чемоданчиком в руках. Взглянув на меня, она достала из кармана зеркальце, точно такое же, как у меня, с рекламой на оборотной стороне. Подкрашивая губы, она искоса поглядывала на меня.

Я достала свое и подошла к ней. И чуть не ахнула — девушка была мне знакома. Это была Катя, с которой мы вместе учились в школе и дружили. В этот момент особенно приятно было встретить школьную подругу. Какую-то внутреннюю гордость почувствовала я за нашу школу.

— Откуда ты, Тамара? — почти крикнула она, удивленная встречей, даже позабыв сказать мне пароль.

Я настороженно оглянулась и шепнула:

— Пароль!

— «Миша», — опомнилась она, засмеявшись.

— Вот это другое дело…

На станции послышались крики, шум. На путях стоял груженный углем состав. На платформах его расположились женщины с корзинами и мешками, солдаты прогоняли их. Кто мог, совал фашистам деньги. Тогда они молча отходили.

— Можно пробраться без пропуска? — спросила я Катю.

— Да, пойдем, я отведу тебя пока к бабушке, здесь недалеко, у вокзала.

В теплой комнатке, пахнувшей свежеиспеченным хлебом, нас встретила приветливая хозяйка. Пока мы с Катей завтракали, она, подперев щеку кулаком, пристально смотрела на нас. Глаза ее были влажны от слез.

— Твоя бабушка? — тихо спросила я Катю.

— Нет, — улыбнулась она, — я тоже только сегодня познакомилась с ней.

— Вы мне теперь все родные, — проговорила бабушка, поняв, о чем я спросила подругу. — Не насмотрюсь я на вас. Горькое времечко вам, молодым, досталось…

Когда старушка отошла к плите, Катя шепнула:

— У нее сын и дочь в лесу… Я ей весточку привезла от них.

— Помалкивай, Катюша, — напомнила я.

Она понимающе взглянула на меня и кивнула головой.

— Я всю ночь не спала, — сказала я Кате. — В тепле совсем раскисла…

— Я тоже. Вот поедим и поспим часика два. Здесь спокойно.

— Кушайте, кушайте, деточки, что бог послал, — говорила хозяйка.