Это было в ноябре 1952 года. Помню, экскаватор Ермоленко рыл котлован на правом берегу, там, где еще застал я в первый приезд на волжскую стройку две старые мельницы сельца Отважного. Знатного волгодонца встретили с почетом, с уважением, но к тому времени стройка в Жигулях выдвинула уже своих передовиков. Они лучше знали местные условия, приспособились к жигулевским грунтам. И не с первых дней в ряд с именами экскаваторщиков Василия Лямина, Михаила Евеца, Бориса Коваленко встали имена «новичков», Ермоленко и Худякова…
— А где теперь Худяков?
— Иван-то Петрович? Как где? Здесь, на КМА. Только не в Губкине, а в Старом Осколе, в Стойленском карьере. Недавно, весной, чествовали его: тридцать лет на экскаваторе. С оркестром, в городском Доме культуры. Лямин о нем статью в газете написал.
— Как? Тот Самый Лямин? И он здесь?
— А где же ему быть? Большое дело всех влечет. Лямин теперь машинист-инструктор Стойленского рудника. Молодежь учит. А вот Васи Сердюкова след потерял. Говорят, он на Украине где-то. Сменщиком у меня был, помните?
…Вернувшись из Губкина в Москву, разыскал я свои старые блокноты, записи о Ермоленко и Сердюкове, вырезки из газет, фотографию Ивана Васильевича, помещенную в «Огоньке». Чернобровый, пышноволосый, упрямо сжатые губы, добрые глаза… А ведь уже к тому времени, к началу пятидесятых годов, прожил он жизнь не малую.
В 14 лет — ученик столяра. Потом фабрично-заводское училище, слесарное дело, Курсы экскаваторщиков — и стройка канала Москва — Волга. Первый экскаватор, еще паровой, о таких нынешние молодые горняки КМА едва ли даже слышали. Пустили канал имени Москвы — поехал рыть Невинномысский. Потом Средняя Азия, оросительная система под Чарджоу. Незадолго перед войной оказался Иван Васильевич на корабле, идущем Северным морским путем, узнал в Карском море, что такое одиннадцатибалльный шторм…
Вспоминаем низовья моего родного Енисея, где от берега до берега два десятка километров, холодную тундру под Дудинкой, а в окна заглядывают осыпанные весенним цветом губтанские пышные яблони.
— Высадились, значит, в Дудинке. Ветрище ледяной, конец навигации. А корабли еще стоят под разгрузкой: машины для Норильска, даже паровозы узкоколейные, кирпич, лес… Моряки нервничают, боятся в лед вмерзнуть на обратном пути. Я и оглядеться не успел, как начали мы вкалывать с утра до ночи. Дудинка тогда была деревня деревней, все дома деревянные, один прозвали «Под крышами Парижа».
— Длинный такой, от берега неподалеку?
— Вот, вот… Он самый!
Ноябрьской метельной ночью добрался Иван Васильевич из Дудинки в Норильск. Было там тогда всего два паровых экскаватора. Вскоре ударили морозы. Сорок, пятьдесят градусов.
— Он, экскаватор, как корабль в дрейфе. Пар валит, вода течет, машина вся в сосульках. Хватаешь шланг, пускаешь пар, оттаиваешь. И смех, и грех. Впрочем, какой уж там смех! А после смонтировали мы первый электрический. Это уже совсем другое дело.
Вот на этом-то первом электрическом и стали Ивана Васильевича с его напарником перебрасывать по Норильску с места на место. Всюду стройка, машин мало. Строили ТЭЦ, электролитный цех, большую обогатительную фабрику, медеплавильный.
— В две смены работали больше трех лет. Двенадцать часов в кабине, двенадцать отдых. Пока до дому доберешься, да поешь, да приляжешь — уже вставать надо. Так ведь все так работали: война. В мороз, в пургу. Помню, раз шел на работу к Зуб-горе, это километров шесть, а мороз — пятьдесят один градус, да с ветерком. Вот, думаю, как оно бывает…
Потом перешел Ермоленко на рудник «Надежда». Там импортные экскаваторы были, «Марион» и «Бьюсайрусири».
— Но против наших машин они — нет! Не-е-т. Особенно «Марионы». Они мощные, увертливые, но в морозы не выдерживали. Там вскрыша — скала, и руда — как скала. Начальник карьера приходит: «Ну что? Давай помаленьку! Потихоньку, потихоньку!» Знает, что мороз сверх нормы, но вагоны-то простаивают. «Потихоньку, помаленьку». Стали, в общем, при любом морозе действовать. Рабочий человек всегда приловчится.
В Норильске и пересеклись наши пути еще раз. Занесла меня туда журналистская судьба, и во время взрыва на выброс мы с начальником взрывных работ укрывались от обломков под «бьюсайрусом». А на нем или на одном из соседних как раз и работал Иван Васильевич.
В 1949 году экскаваторщик заполярного Норильска оказался в раскаленной полынной степи на стройке Волго-Дона. А потом Жигули.