По ту сторону зимы

Сознание Аниты распалось. Она непрерывно бормотала что-то бессвязное, а когда наотрез отказалась принимать пищу, ее, исхудавшую, определили в психиатрическую клинику, которой руководили немецкие врачи. Рядом с ней днем дежурила одна медсестра, ночью другая, настолько похожие между собой и внешним обликом, и непререкаемой властностью, что казались двойняшками, родившимися в семье прусского полковника. Эти устрашающие матроны были обязаны две недели кормить Аниту через трубку, то есть заливать прямо в желудок густую жидкость, пахнущую ванилью, насильно одевать ее и практически волоком водить на прогулку по двору клиники. Эти прогулки и другие необходимые процедуры, равно как и документальные фильмы про дельфинов и медведей панда, предназначенные для подавления деструктивных мыслей, не возымели в случае с Анитой никакого эффекта. Тогда главный врач клиники предложил электрошоковую терапию, эффективный метод без всякого риска, чтобы вырвать ее из состояния фрустрации, как он сказал. Процедура проходит под анестезией, пациент ничего не чувствует, единственное неудобство — временная потеря памяти, которую в ее случае можно считать благословением.

Ричард выслушал объяснение и решил подождать, он был не готов подвергнуть жену сеансам электрошока, и в кои-то веки семья Фаринья была с ним согласна. Они также пришли к соглашению в том, что не нужно держать Аниту в клинике у тевтонцев дольше необходимого. Как только убрали трубку и стало возможно кормить ее с ложечки молочной смесью, Аниту перевезли на домашнее лечение в дом матери. Если и раньше сестры проявляли заботу, дежуря рядом с ней по очереди, то после несчастного случая с Биби они не оставляли ее одну ни на секунду. И днем и ночью какая-то из сестер была рядом, стерегла и молилась.

И снова Ричарду был заказан вход в мир женщин, где томилась его жена. И думать было нечего, чтобы приблизиться к ней, попытаться объяснить, что произошло, и молить о прощении, хотя такое все равно невозможно простить. Пусть никто при нем не произносил этого слова, его считали убийцей. И сам он чувствовал себя таковым. Он жил один в своем доме, пока семья Фаринья держала его жену у себя. Ее похитили, сказал он по телефону своему другу Орасио, когда тот позвонил из Нью-Йорка. Своему отцу, который тоже регулярно звонил, Ричард, напротив, не рассказывал о своем плачевном положении, а лишь успокаивал оптимистической версией о том, что они с Анитой, с помощью ее семьи и психолога, понемногу преодолевают страшную боль. Джозеф знал, что Биби насмерть сбила машина, но он не подозревал, что за рулем был Ричард.

Прислуга, которая раньше смотрела за Биби и наводила чистоту, ушла в тот же день, когда случилось несчастье, и не вернулась, даже чтобы забрать жалованье. Ла Гарота тоже куда-то делась, поскольку Ричард больше не мог платить за ее выпивку и, кроме того, из суеверия: она считала, что несчастья Ричарда происходят оттого, что его кто-то проклял, а это может оказаться заразным. Беспорядок вокруг Ричарда усиливался, на полу высились батареи бутылок, продукты в холодильнике портились и покрывались зеленой плесенью, утрачивая первоначальную природу, а грязная одежда накапливалась сама по себе, множилась, словно по воле фокусника. Его вид пугал учеников, которых быстро не стало, так что он впервые в жизни остался без заработка. Последние накопления Аниты ушли на оплату лечения в клинике. Он начал пить дешевый ром без всякой меры, дома, в одиночку, ибо в баре он задолжал. Он часами лежал перед включенным телевизором, стараясь избегать тишины и темноты, ощущая невидимое присутствие своих детей. В тридцать пять лет он чувствовал себя полумертвым, поскольку половину жизни уже прожил. Вторая половина его не интересовала.