По ту сторону Войны (СИ)

Медленно девушка поднялась на ноги и осторожно, боясь потревожить саму смерть, двинулась через опушку. Куда, куда она идет…интуиция требовала повернуть назад. Но что-то и тянуло вперед. Она наклонилась за веткой на земле, и в следующий миг вскрикнула, резко разворачиваясь. Что-то, а точнее кто-то, ухватил ее за край юбки и дернул. И без того напуганная девушка была на грани потери сознания…но вид умирающего немецкого солдата, посмотревшего на нее снизу и почти сразу потерявшего сознание, отрезвил.

Беатрис не знала, что Франц Майер, увидев бледное как снег лицо, обрамленное выбившимися из-под платка черными прядями, на котором жили только яркие зеленые глаза, принял ее за лик смерти. Ее мысли были заняты другим. Перед ней был человек — человек, которого тяжело ранили и оставили умирать. И никакие нюансы были в тот момент не важны.

Через час Беатрис де Валуа привезла к своему дому на санях раненного немецкого солдата. Как ей удалось дотащить его до жесткого ковра к самой печи и не надорваться — осталось загадкой даже для самой француженки.

Молодая женщина развела огонь предпоследним запасом дров и хвороста и, вымыв руки, принялась за оказание помощи мужчине. В тот момент, когда тело Франца было обнажено сверху, Беатрис порадовалась, что ее стошнило тогда, в лесу. Она смогла без обмороков и прочей женской чепухи спасти немцу жизнь. Застрявшую под лопаткой пулю пришлось вытаскивать жестко и неаккуратно, так как у француженки не было медицинского образования и нужных инструментов под рукой. По сути, Францу повезло — попади пуля в легкое или сердце, его было бы не спасти.

Де Валуа провозилась с немцем почти весь день. Она молилась, молилась и радовалась, что тот без сознания. О том, что она спасала жизнь тому, кто, встав на ноги, может запросто прирезать ее, Беатрис не думала. Она молилась о его выздоровлении и своем спасении. Под вечер, когда мужчина был перевязан припасенными бинтами, умыт и укрыт ее шалью, оставлен лежать у печи с мокрым холодным полотенцем на лбу, француженка осознала, как измотана.

Она посидела какое-то время за столом, глядя на того, кому в ее доме не место. Ее тонкие руки дрожали, голова кружилась от усталости и голода. Беатрис отломила себе немного хлеба и запила его укрепляющим отваром трав, что приготовила в основном для раненого, но и ей он пригодился. Через каких-то полчаса после такого ужина, уставшая донельзя, Беатрис заснула на укрытой скамье в той же комнате, где был немец, чтобы быть рядом на случай, если тот очнется. Одна ее рука свесилась со скамьи, пальцы касались пола, волосы растрепались, а одна шпилька и вовсе выпала и осталась на полу. На бледном изможденном личике плясали отсветы плохо прикрытой печи и сумерек за окном. Молитву-досье Беатрис де Валуа перед сном напомнить себе не успела.

========== Пациент ==========

Холод не всегда приносит страдание. Иногда он мягко обволакивает тебя, позволяя уснуть навечно в своих мягких лапах. Франц не чувствовал больше ни боли, ни усталости — все заслонила собой белая пелена. Он не думал о том, что умирает. Может быть, он втайне хотел этого, и уже был готов принять свою судьбу, если бы не чудное явление. Из белой мглы возник силуэт женщины… Она шла неспешно, утопая по щиколотку в снегу, вокруг нее струился мягкий теплый свет…и вдруг все естество парня вздыбилось, цепляясь за ускользающее видение, как утопающий цепляется за соломинку. Окоченевшие пальцы схватили край ткани и тут же выпустили его. На миг он заглянул в глаза цвета изумруда, а потом его снова поглотила темнота.

Сознание возвращалась к нему на краткие миги еще несколько раз, тело горело в лихорадке, а сознание мучили кошмары. Он видел мертвых товарищей, тянувших к нему свои руки, пытаясь ухватить и утянуть за собой, он видел дом, мать, рыдающую над телами, пожар, бушующий в их квартале, жадно пожирающий дома и людей. Он хотел броситься на помощь, но понял, что его ноги по колено вкопаны в землю. От бессилия и ужаса он вскрикнул, открывая глаза и просыпаясь. Мокрый компресс соскользнул на пол. Грудь была туго стянута бинтом, и легкое движение отдалось болью, заставив тихо застонать.

Франц чувствовал ужасную слабость и жажду. Второе было еще хуже первого. Обветренные губы растрескались и ныли. Кое-как сориентировавшись, Франц попытался понять, что произошло и как он тут очутился. Помещение было явно чьим-то домом, а не обычной больничной палаткой их полевого врача. Тут было тепло и пахло травами. Судя по царящей тишине, больше тут никого не было, однако это утверждение почти сразу развеялось, когда солдат склонил голову и увидел молодую женщину, которую, видимо, разбудил его вскрик. Перед глазами еще слегка все расплывалось, а жар мешал связно соображать, но этого хватило, чтобы понять, что перед ним не медсестра. На ней не было формы, а настороженно-испуганный взгляд изумрудных глаз говорил о том, что она не представляет, чего от него ждать. Она была очень красива и почему-то казалась ему знакомой, но Франц не мог припомнить, где они встречались.