По ту сторону смерти

— «А вот сейчас будет больно», — мелькнуло в голове у Кирилла, — «вот интересно, получить в челюсть здесь так же болезненно как на Земле, или терпимо как после удара кабана»?

Все эти мысли проскочили в голове за долю мгновенья, но вот останавливаться Кирилл не собирался:

— Я ничего не попутал, а ты? Ты что думаешь, неплохо тут устроился? И держишь Бога за бороду? Не думаю. Я вон только сегодня там был, вон у той стелы, и если ты забыл, я напомню, там написано, что нам тут второй шанс дали. Для чего, не забыл? А то я, таких вот как ты, на Земле немало повидал, думаешь, они сейчас в раю? Или ты думаешь, что это ты вот сейчас такой плохой, а вот завтра, ну или в понедельник, или года через три, ты-то лучше станешь, по любому, и дела добрые делать начнешь и все то дерьмо, что сейчас творишь, исправишь. И вроде как тебе это зачтется и не в Ад ты отсюда отправишься, а в Рай. Нет, не станешь! Как сукой был, так сукой и помрешь. И как ты только тут оказался с такими замашками, а не сразу по направлению отправился? Небось, за компом всю жизнь только и сидел, боясь нос на улицу высунуть? А тут силу почувствовал, вот и вылезла из тебя вся твоя натура поганая.

— Ты там полегче. — Произнес это бугай вроде угрожающе, но уже как-то не страшно. Похоже, он и сам думал не раз об ответственности за то, как жил, что делал. Думать то думал, но вот отказаться от своей нынешней жизни, не мог. Бывает так, и не редко бывает, что знает человек что творит, а остановиться нет ни сил, ни желания. И не потому нет, что трудно, а именно потому, что вот так, пусть и не праведно, а жить-то легче.

Но если там, на Земле, такое можно было списать на то, что и Бога нет, да и на «все так живут», то тут… И все же «теплое» местечко грело мыслями «авось пронесет», ведь для того, чтобы честно взглянуть правде в глаза нужно было мужество, а вот это у Хасана и таких людей как он всегда было в дефиците.

Так что угроза прозвучала фальшиво, как любая угроза, сказанная тем, кто и сам не был уверен в своей правоте.

— Полегче? А то что? — теперь Кирилл уже не боялся, — Убьешь меня? Ну так я вернусь. И сейчас вернусь, пока ты мне Пашу не позовешь. И потом вернусь. Потом, когда уйдя из этого нубятника, из которого ты нос боишься высунуть, и, пройдя по краю разведанных земель, я стану сильнее. Вот тогда и поговорим.

Кирилл прекрасно помнил реакцию той пятерки местных жителей, которая и слова поперек не рискнула сказать заезжему жителю Альрема. Помнил и причину этого, и поэтому напирал:

— Вот тогда и посмотрим, кому и что «полегче».

Кирилл говорил, и даже сам не подозревал, как метко его слова попали в цель. Хасан, а именно такое прозвище он себе взял, действительно устроился в городке неплохо. И хату занял в первый же день, во многом благодаря своим внушительным габаритам, и в гильдии правил беспрекословно, и в городе его, если не уважали, то побаивались. Но только местные. Пришлые, те, кто ушел тогда из города дальше, на покорение неизведанных земель, вели себя с ним порой снисходительно, а порой, и вовсе надменно. Да и не только с ним. И вот однажды, Хасан решил поучить уму разуму такого вот выскочку. Но поучить не удалось. За комфорт и безопасность жители городка платили медленным увеличением силы, в то время как ушедшие, получали свое сполна за ту боль и невзгоды, что приберег для них передний край. Парень раза в полтора его меньше, легко принял удар, и при всех играючи положил Хасана лицом в землю, заломив руку. Да еще сволочь спокойно так, словно констатируя непреложный факт, сказал: — еще раз протянешь руки к кому-то с переднего края, тебе эти руки вырвут, и затолкают «по самое не хочу». Понял?

И Хасан тогда ответил, — понял, — ответил не потому, что было больно, а потому что ему очень хотелось, чтобы этот позор поскорее закончился. Закончился, и больше никогда не повторялся. И теперь ему стало страшно. Нет, не этого нынешнего новичка, что стоял перед ним. Сейчас он с легкостью мог бы вышвырнуть его за ограду. Ему было страшно от понимания, что вот этот, он точно может прийти. Прийти, и положить его так же лицом в землю при всех, прямо при согильдийцах. И тогда конец их страху и уважению. Он уже догадался кто перед ним. Павел сегодня ему продал коготь Урга, попутно рассказав, что завалил он его вместе с новичками. Новичками, не струсившими перед Угром, и завалившими его слаженной командой. И это, по словам того же Павла, на второй день их пребывания в этом мире.

— «Этот блин вернется», — пронеслось в голове, — такой точно вернется. И от этой мысли как-то стало не по себе, неуютно Хасану стало. Вспомнилось былое унижение, а воображение дорисовало возможное унижение в будущем. А к такому он был явно не готов.

— Иди и уйми своего знакомого, — зло буркнул Хасан скрываясь в дверном проеме.

За ним нырнул и толстяк, а навстречу Кириллу выскользнул Павел.

— Ты что сдурел? Ты-то уйдешь, а мне с ними еще жить.

— Ну, жить тебе с ними или нет, решать тебе, — спокойно ответил Кирилл, — мы в Альрем идем, пойдешь с нами.

— Ты что, издеваешься? Забыл, почему я сейчас уйти не могу.