По ту сторону отражения

– Моя красавица, – вдруг прошептал парень ей совершенно серьезно, прижимая ее к себе крепче. – Моя. Моя, поняла?

Куда только делся «дядюшка Келла»? Почему я вижу тут влюбленного идиота?

Сейчас, по ходу, целоваться начнут… Уже начали. Никого не стесняются. Но за Нинку я почему-то была рада. Кажется, ее персональное синильное рыло нравится ей больше, чем она сама думает.

Чтобы не мешать им, я отошла на другой конец комнаты.

– Ты опять взял мою гитару! – в это время разорялся на втором уровне Рэн. Я посмотрела наверх. Он держал в руках черно-зеленый музыкальный инструмент. Фил, стоящий на широкой лестнице без перил, только руками разводил.

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не брал мои вещи, осел волосатый?

– Осел – символ Демократической партии США, – меланхолично возражал ему брат, – перестань кричать. У нас гости. Девушки.

– Умник! Ты всех задрал своими рассуждениями! – еще больше рассердился его брат. – Партия США, говоришь? А засунь ты эту партию, знаешь куда?

– Да хватит, – с мученическим видом говорил его брат. – Поверь, ей там не понравится. Успокойся, не ори, а?

– Нет, твою плюшевую медвежью дивизию, я буду орать! Я тебе миллион раз говорил – не бери мою гитару, козел! Ну, чей символ козел, скажи мне? Чей? Не знаешь, а я знаю! Это твой символ!

– Что-то ты разошелся. Сам ты козел. Брат козла не может быть человеком!

– Пофилософствуй мне, гаденыш!

– Если бы мы были в глубоком детстве, я бы сказал: «кто как обзывается, тот так и называется». Но я взрослый. Я промолчу, – рассудительно произнес Филипп. – А вот ты – вечный ребенок.

– Какого ты меня достаешь?! – еще больше озверел Рэн из-за спокойствия близнеца. – Заткнись, не перечь и запомни: это мой инструмент, не прикасайся к нему!

– Жадность, говорят, фраера сгубила, – с задумчивым видом отозвался Фил.

– Я тебя сейчас сгублю, недоумок! – взвыл его братик.

И это известные музыканты. Ребятня какая-то…

Что-то я чувствую себя здесь лишней. Одни кричат, другие обжимаются в углу. Странный он какой-то, музыкальный мир.

Мне захотелось найти Кея. Раз он здесь, может быть, у него прямо и спросить насчет кулона. Мол, Кей, где твой топаз? Но не думаю, что беловолосая зазнайка ответит мне. Зато представляю, как он удивится, увидев меня здесь!

Я немного осмотрелась, прикидывая, как можно пройти на крышу, поднялась по лестнице мимо орущих друг на друга близнецов, один из которых умудрился с легким полупоклоном пропустить меня (Фил), а второй подмигнул (Рэн). И уже через четверть минуты была на свежем воздухе. Лестница, по которой я поднималась, вела не только на второй уровень, но и на крышу.

Первым я увидела синее бескрайнее чистое небо и только потом самого солиста «На краю». Зато слышать начала его еще со второго уровня.

Кей, в темно-серых джинсах и такого же цвета рубашке с принтом в виде восточного узора, сидел неподалеку от входа, прямо на широких полуметровых перилах, с гитарой в руках, играл и негромко пел, склонив голову – наблюдал, как пальцы ловко и привычно перебирают струны. У меня все-таки был хороший слух, поэтому пение его доставляло мне эстетическое удовольствие: Кирилл не фальшивил, а его голос пробирался прямо в душу.

Я даже засмотрелась на Кея. Ветер трепал его светлые волосы, и мне тут же захотелось стать ветром.

Я тихо-тихо уселась на зачем-то стоящий здесь стул, поставила локти на колени и, подперев кулаками щеки, стала слушать голос этого эгоистичного, мерзкого, глупого нарцисса с замашками тирана, который так притягивал к себе меня, бедного нечастного мотылька, с неразумным удовольствием летящего на огонь.

В сторону, я кидаю тебя в сторону.
Почему? Не хочу, чтоб досталась ты ворону.
Больно? Я твоей звездой, слышишь, буду!
Освещать тебе путь стану всюду.
Только не уходи. Ты же слышишь?
И не надо, милая, тише…

Почему у Кея есть этот талант – так красиво петь, я не знаю. И, может быть, какой-нибудь жутко умный специалист и найдет пару ошибок в его пении, в его записях, но оно настолько харизматичное, настолько притягательное, впрочем, как и сам этот балбес, что хочется просто слушать его и улыбаться. Ну, или просто слушать, без улыбки, и наблюдать за ним. Погружаться в его личный аудиомир, подчиняясь звукам чудесного чувственного голоса, который может быть таким разным.

Глядя на Кирилла и слушая его голос, я тихонько вздохнула. Вот каким бывает этот самодовольный тип, когда остается один на один с собой. Поет болезненно-нежные тексты и играет так чувственно, что, кажется, посвящает эту песню любимой (хотя, понятное дело, единственная его любовь – это отражение в зеркале). Интересно, кого он «милой» называет, кого хочет защитить? Алину, что ли? Ну-ну, по-моему, такая ни в какой защите не нуждается, сама на кого хочешь охоту откроет.

Прикинь, это он тебе.

Мне, но… Мне?