По ту сторону неба

Когда прошло шесть недель круглосуточных бдений, Зигмунд понял, что с него довольно. Он больше не мог смотреть на книги, ходить по ночным клубам и слушать пластинки. Его великий дар, за обладание которым многие глупцы согласились бы выложить состояние, превратился в непосильную обузу. Оставалось только одно — снова ехать к дядюшке Хайми.

Профессор ожидал его визита, поэтому Зигмунду не пришлось грозить судом, взывать к солидарности Снорингов или указывать на нарушение контракта.

— Ладно, ладно, — проворчал ученый. — Верно говорят: не мечите бисер перед свиньями. Я знал, что ты рано или поздно потребуешь создать антидот. Но я человек щедрый, и укол обойдется тебе всего в пятьдесят гиней. Только не обвиняй потом меня, если начнешь храпеть пуще прежнего.

— На такой риск я согласен, — заявил Зигмунд. К тому времени они с женой уже спали в разных комнатах.

Он отвел взгляд, когда ассистентка профессора (на сей раз не Ирма, а худощавая брюнетка) стала наполнять большой шприц новым дьявольским коктейлем дядюшки Хайми. И заснул, приняв в вену лишь половину дозы.

В кои-то веки дядюшка Хайми встревожился.

— Я и не ожидал, что препарат подействует настолько быстро, — сказал он. — Ладно, отнесем его в постель — не валяться же ему посреди лаборатории.

Утром Зигмунд все еще крепко спал и ни на что не реагировал. Дыхание его оставалось ровным и глубоким; похоже, он скорее не спал, а находился в трансе, и профессор встревожился еще больше.

Впрочем, тревожиться ему оставалось недолго. Несколько часов спустя озверевшая морская свинка укусила его за палец, началось заражение крови, и редактор «Нэйчур» еле-еле успел вставить в очередной номер некролог.

Зигмунд всю эту суматоху спокойно проспал и пребывал в блаженной отключке, когда семья, вернувшись из крематория, собралась на военный совет. «О мертвых или хорошо, или ничего», но было очевидно, что покойный профессор допустил еще одну роковую ошибку, и никто не знал, как ее исправить.

Кузен Мейер, владелец мебельного магазинчика, предложил заботиться о Зигмунде, если ему разрешат поместить его в витрину, где он станет демонстрировать удобство продаваемых кроватей. Однако семья решила, что это будет слишком унизительно, и схему кузена отвергли.

Но она навела их на другую идею. Зигмунд успел всем надоесть своими причудами, и это шараханье из одной крайности в другую… это уже слишком. Так почему бы не согласиться на самое легкое решение — раз уж Зигмунд заснул, пусть себе спит?

Нет смысла вызывать нового дорогостоящего эксперта, он лишь все еще больше испортит (хотя как именно, никто представить не смог). Кормить Зигмунда не надо, ему требуется лишь минимум медицинского внимания, а спящий он никак не сможет нарушить условия завещания прадядюшки Рувима. Когда этот аргумент весьма тактично высказали Рейчел, она сразу оценила его силу. От нее требовалось лишь некоторое время потерпеть, зато и награда окажется достойной.

Чем больше Рейчел размышляла, тем больше эта идея ей нравилась. Мысль стать богатой почти вдовой ее привлекала, поскольку открывала очень интересные и новые возможности. И, если честно, она уже была по горло сыта Зигмундом и без труда обошлась бы без него все пять лет, пока он не станет наследником.

В должное время этот момент настал, и Зигмунд разбогател на полмиллиона. Однако он продолжал крепко спать и за эти пять лет ни разу не захрапел. Он лежал такой умиротворенный, что будить его было попросту жалко — даже если бы кто и знал, как это сделать. Рейчел постоянно твердила, что неумелое вмешательство может привести к печальным последствиям, и семья, предварительно позаботившись о том, чтобы она имела доступ лишь к процентам от состояния Зигмунда, но не к основному капиталу, согласилась с ней.

Произошло это несколько лет назад. Как я недавно слышал, Зигмунд до сих пор мирно спит, а Рейчел замечательно проводит время на Ривьере. Женщина она весьма умная, как вы, наверное, уже догадались, и наверняка понимает, насколько удобно иметь про запас молодого мужа, который станет ей опорой в старости.

Должен признать, я иногда жалею, что дядюшка Хайми так и не успел оповестить мир о своих замечательных открытиях. Но Зигмунд — лучшее доказательство того, что наша цивилизация еще не созрела для подобных изменений, и очень надеюсь, что меня уже не будет на этом свете, когда какой-нибудь физиолог начнет все сначала.

Гарри взглянул на часы.

— Боже праведный! — воскликнул он. — Я и не представлял, что уже так поздно… то-то меня стало в сон клонить!

Он подхватил свой чемоданчик, подавил зевок и доброжелательно улыбнулся.

— Приятных вам всем снов, — пожелал он.

Перевод А. Новикова.

Да будет свет!

Разговор снова зашел о лучах смерти, и некий ехидный критик принялся высмеивать обложки старых журналов фантастики, где часто изображались разноцветные лучи, сеющие вокруг смерть и разрушение.