По ту сторону моста

– То, что у меня нет этого… как его…интернета, ещё не значит, что я отстал от жизни и забыл про обыкновенные, бумажные газеты. Не суть. Они выросли умнее своего нерадивого папаша и сейчас я безумно за них счастлив.

– А жена?

– А что жена? Нашла себе достойного мужчину и живёт с ним душа в душку вот уже много лет.

– И все-таки: почему Вы оказались именно здесь?

– Как Вы уже верно подметили, в период наших гастролий именно этот город встречал меня особенно тепло и ласково. Вот и сейчас, нет-да-нет, а кто-нибудь обязательно узнает и пожертвует хотя бы пару сотен на стакан беленькой и пирожок с капустой.

– Почему Вы остались? Почему Вы не попытались снова завязать и пройти курс реабилитации?

– А смысл? Родные от меня отвернулись, а без них это была бы пустая трата денег. Я бы сорвался через полгода, а может и раньше. Здесь у меня есть ночлежка, там даже иногда кормят, свежий воздух, добрые люди кругом и теперь вот Вас встретил.

      Они налили ещё по одной и мигом осушили.

– Получается, что Вы потеряли совершенно все и уехали в наш город только потому, что Вас здесь знают и иногда готовы помочь, подкинув денег на выпивку?

– Не стоит так драматизировать, молодой человек. Эндрю. Изначально у меня была мысль заняться любимым делом и основать свой собственный театр, в котором я был бы хозяином и ставил все, что только моей душе угодно. Но я меня уволили с работы, а без постоянного источника дохода мне никто не согласился предоставить суда на открытие своего дела. Может оно и правильно. Я бы стал тонуть в долгах, пришлось бы скрываться от коллекторов… Нет-нет. Все идёт своим чередом, вот пусть так и идёт.

– Вы хотели основать собственный театр? Правда?

– Да, на полном серьезе. Эта была моя давнишняя мечта, которая так и осталась мечтой. Я бы мог много чего сказать своими постановками, чего не могу сказать словами.

– Мне кажется, что у Вас отлично получилось бы. Английская драматургия постепенно уходит в могилу без таких талантов как Вы. Наверное, у Вас всегда была мечта поставить собственного «Короля лира» или «Отелло» или…

      Михаил Арнольдович постепенно зашелся истерично приступом смеха и никак не мог его сдержать.

– Что? Что такое? Чего я смешного сказал?

– Эндрю, дорогой, – он продолжал плакать от смеха- Я всю жизнь ненавидел английскую драматургию и то, что Вы сейчас говорите, это просто лучше любой передачи «КВН".

– Не любите? Почему? У Вас же так хорошо получалось? Я не смог досмотреть до конца ни один спектакль «Гамлет", после того как увидел его в Вашем исполнении. И после этого я действительно полюбил драматургию.

– Вы полюбили не драматургию, молодой человек. Эндрю. Вы полюбили игру артиста, а это разные вещи. Знаете, какая моя самая любимая роль, которую я сыграл в своей жизни?

– Без понятия. Быть может Тартюф?

– Нет.

– Ммм… Может граф Монте Кристо?

– Нет, снова мимо.

– Ну тогда остаётся…

– Дерево.

– Что, простите.

– Дерево. Сосна.

– В смысле: «дерево»?

– В восемь лет. Когда ходил в школьный кружок самодеятельности. У нас был спектакль «красная шапочка» и я виртуозно сыграл дерево. Это была моя самая убедительная роль, иначе и не скажешь. Я горжусь этой ролью и уверен, что она мастерски мне далась на тот момент.

– Простите, но почему дерево?

– Очень просто, Эндрю: это была одна из моих немногочисленных ролей, где меня никто не убил, либо я не покончил жизнь самоубийством.

– И все?

– А что? Этого мало? Драматургия вещь такая, в ней нельзя обойтись без жертвы, а учитывая мою на тот момент колоритную внешность, сам бог велел быть героем, который непременно в конце крякнется.

– Ну знаете ли… Я ведь вырос на ваших спектаклях. Получается, что все Ваши роли, которые Вам так легко давались, были ничто иное как простой самообман?

– Причём тут это? Я не виноват, что они мне давались. Талант, как говорится, не пропьешь.

– Да, кстати. – они снова наполнил стаканчики и залпом осушили.

– В общем-то, теперь мне понятно от чего Вы, Эндрю, такой загруженный и несчастный.

– Серьезно? С чего Вы решили, что я несчастный?

– Ваши глаза. Я могу плохо разбираться в человеческой внешности и быть очень субъективным в таких понятиях как: красиво или уродливо; хорошо или плохо и так далее. Но я никогда не ошибаюсь в людях, глядя им прямо в глаза. Я очень часто видел в них различные эмоции, но чаще всего- горе. И в основном, когда смотрел в зеркало. Так, что Вас тяготит, друг любезный?

– Да… Я даже не знаю. Все как-то бестолково сложилось в моей жизни. Вроде бы все есть, что нужно и нет того, чего не нужно. Но, всё равно, как-то все бестолково.

– Давно Вы это поняли?

– Буквально сегодня утром.

– Давненько. Должно быть Ваши близкие отвернулись от Вас как и мои в своё время.

– Не то, чтобы отвернулись. Скорее я устал быть всем нужным.

– Ну… Как Вам сказать? Каждый использует меня в меру своих потребностей. Жена, брат, коллеги…

– Сдаётся мне кого-то Вы не упомянули.

– Да. Есть ещё одна женщина, вернее – была. Её интересы менее корыстных, чем у остальных, но более недосягаемые.

– Это почему же?

– Она хотела того, к чему я никак не готов, если Вы понимаете о чем я.