Читаем По ту сторону фронта полностью

Карецкая прежде всего передала ему собранные ею разведывательные данные. От нее не укрылось, что Беляк был озабочен и слушал ее рассеянно.

— Вы расстроены чем-то? — спросила она.

— Да, немножко, — сознался Беляк. — Мне нужен майор Шеффер, а я его никак не найду.

Карецкая подняла густые черные брови.

— Кто, кто? — переспросила она.

— Майор Шеффер, — повторил Беляк.

— Как его зовут?

— Пауль.

Карецкая, к удивлению Беляка, рассмеялась.

— Ищите топор под лавкой!

— То есть как?…

— Так. Ведь я его прекрасно знаю. Это мой надоедливый поклонник.

— Вот как! — удивился Беляк. — Это просто удача.

Карецкая тут же рассказала, что ей было известно о Шеффере.

…В ночь, когда произошел взрыв в гостинице, в госпиталь, в числе других раненых офицеров, доставили и майора Шеффера. Говорили, что он прибыл с фронта и имел «рыцарский крест». Шеффера привезли в тяжелом состоянии — с переломом руки, ноги, с осколками стекла в спине — и сразу же положили на операционный стол. После этого он несколько месяцев лежал в гипсе, а как только встал на костыли, начал ухаживать за Карецкой. Совсем недавно он покинул госпиталь и служит сейчас начальником какого-то отдела в танковой бригаде. После выхода из госпиталя он ежедневно искал встреч с Карецкой, предлагал ей поездки на автомобиле, приглашал к себе домой.

— Я окончательно растерялась и не знала, как мне быть, — сказала Карецкая. — Я почти не выходила из дому, никуда не показывалась. Меня спасло то, что я тогда жила при госпитале. И вдруг неожиданно вмешался третий…

— Кто третий? — с беспокойством спросил Беляк.

— Сейчас расскажу подробно. — Карецкая, поджав под себя ноги, поудобнее уселась на маленьком диване.

…В конце января русский медперсонал госпиталя, как и все, кто служил в учреждениях оккупантов, проходил перерегистрацию в немецкой комендатуре. Пошла туда и Карецкая. Когда ее расспрашивал один из чиновников, в комнату вошел высокий худой немец в чине майора. Все встали. Майор подошел к Карецкой, спросил ее фамилию, имя, отчество, поинтересовался, где и кем она работает. Говорил он на чистом русском языке. Когда Карецкая ответила на все его вопросы, он попросил ее последовать за ним. Они поднялись на второй этаж, в хорошо обставленный большой кабинет.

— Так произошло мое знакомство с комендантом города майором Реутом, — сказала Карецкая.

Реут поинтересовался прошлым Карецкой и, видимо, оставшись довольным ее ответами, похвастался тем, что он сам отлично знает Россию и русский народ. До революции он якобы жил несколько лет на Дону, у дяди, владельца колбасной фабрики, а в годы советской власти бывал в России в качестве туриста. Майор был необычайно предупредителен и любезен. Узнав, что Карецкая живет при госпитале, в одной комнате с санитаркой, имеющей двух детей, он обещал, что обязательно подыщет подходящую квартиру.

— Я же вам говорила прошлый раз, — напомнила Беляку Карецкая, — что меня сюда вселил комендант.

— Да, да, — подтвердил Беляк, — но я тогда не придал этому никакого значения.

Знакомство с Реутом состоялось в пятницу, а уже в воскресенье Карецкую вселили в дом, принадлежащий старику-врачу, живущему вдвоем с женой. Хозяевами Карецкая осталась довольна, и они ей были рады. До этого в их доме по нарядам комендатуры останавливались немецкие офицеры. Карецкой предоставили две небольшие меблированные комнаты. Она пользовалась отдельным ходом. В этой квартире Карецкая уже вторично принимала Беляка.

— Но представьте себе, — продолжала она, — Шеффер отыскал меня здесь и был неприятно поражен, застав у меня коменданта. Они, конечно, были знакомы до этого и, видимо, симпатий друг к другу не питали. С этой же встречи, по-моему, между ними возникла острая неприязнь. Как нарочно, при вторичном визите Шеффер опять наткнулся на Реута, чему я несказанно была рада. Они пытались пересидеть друг друга, но я сказала, что должна идти в госпиталь. И вы подумайте! На второй день после этого Шеффер пожаловал в госпиталь и вызвал меня. Он упорно добивался, чтобы я его принимала не в обеденный перерыв, а вечером. Я сказала, что это невозможно, так как я поздно возвращаюсь с работы, устаю и к тому же не хочу компрометировать себя в глазах хозяев. Он ушел злой, и я думала, что роман окончен, а позавчера он опять явился, и не один, а в компании с гестаповцем Бергером. В полусерьезном, полушутливом тоне он предупредил меня, чтобы я не увлекалась Реутом, дабы не иметь в будущем неприятностей от его друга, Бергера. Вот вам и все, что я знаю о Шеффере, — закончила Карецкая.

— Он говорит по-русски? — спросил Беляк.

— Нет. И прямо бесится, когда Реут в его присутствии разговаривает со мной на русском языке.

Надо было обдумать план дальнейших действий. Беляк порекомендовал при первой же встрече с Реутом пожаловаться ему на назойливость Шеффера, сказать, что его ухаживания тяготят ее и, как бы невзначай, передать, что говорил Шеффер о нем — Реуте.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии