Читаем По ту сторону фронта полностью

И все же постройка бани дорого обошлась партизанам. Появление одного из главных, как говорил Пушкарев, «банных агрегатов» — каменного очага — было связано с геройской смертью двух партизан: белоруса Толочко, младшего брата того, который возглавлял сейчас взвод, и татарина Набиулина — молодых, жизнерадостных ребят.

Восемь партизан взялись достать кирпич для кладки очага в бане. Кирпич надо было вывезти из школьного сарая в поселке, где стояли немцы. Партизаны соорудили вместительные волокуши, уложили на них брезент, чтобы не растерять груз, и вышли на «кирпичный промысел». Ходили в поселок парами по очереди. Когда одна пара с нагруженной волокушей возвращалась в лес, на смену ей отправлялась другая к сараю. Сходили все по одному разу, а когда Толочко и Набиулин пошли вторично, их обнаружили. Гитлеровцы окружили сарай и предложили партизанам сдаться. Толочко и Набиулин заперлись изнутри, залегли, открыли огонь и уложили трех солдат. Фашисты рассвирепели и начали обстреливать сарай, потом облили его бензином и подожгли. Они надеялись, что теперь уж партизаны сдадутся, но Толочко и Набиулин предпочли смерть. Продолжая отстреливаться, патриоты запели «Интернационал». Они пели до тех пор, пока пылающая крыша не рухнула и не похоронила их под собой.

Сейчас, сидя в теплом предбаннике и прислушиваясь к веселым голосам за стеной, Пушкарев невольно вспомнил о погибших и тяжело вздохнул.

Из бани стали выходить помывшиеся, распаренные партизаны.

— А на дворе-то что делается, матушки мои!…

— Завертывайся поплотней, а то как бы насморк не поймать!

— Это черт с богом драку затеяли. У них тоже война.

Дымников выскочил в предбанник последним и доложил:

— Печку для вас раздул на славу и пару подбавил.

— Спасибо, Сережа, — сказал, поднимаясь, Пушкарев. — Пойдем, Георгий Владимирович, косточки попарим.

Перед вечером Усман Рузметов в своей землянке инструктировал партизан, отправлявшихся на железную дорогу и в села, занятые немцами. Подрывникам предстояло произвести взрывы на железной дороге одновременно в шести точках. Рузметов проверил заготовленные подрывниками мины, взрыватели, запалы. В это время вошел посыльный.

— Товарищ младший лейтенант! В штабную требуют, — доложил он.

— Ну, все, — сказал Рузметов подрывникам. — В вашем распоряжении час. Через час, чтобы ни одного из вас в лагере не было. Как возвратитесь, прямо ко мне. Счастливо! — Он отпустил людей. — Кто меня требует? — спросил он посыльного, убирая со стола карту и складывая ее в полевую сумку.

— Капитан.

Оправив стеганку, потуже затянув поясной ремень и повесив автомат на шею, Рузметов вышел вместе с посыльным. Еще не дойдя до штабной землянки, он услышал громкий голос Зарубина. Посыльный сказал, понизив голос:

— Дает жизни капитан. Там один сволочуга отыскался из вашего взвода.

Рузметов прибавил шагу.

Землянка была полна народу. Тут были Пушкарев, Добрынин, Костров, дед Макуха и еще несколько партизан. Зарубин отчитывал бойца из взвода Рузметова — подрывника Редькина. Это был высокий, длиннорукий человек тридцати лет, с острым скуластым лицом, с редкими рыжеватыми волосами, зачесанными назад. Во взводе его почему-то недолюбливали, да и сам Рузметов не питал к нему симпатии, хотя причин к этому как будто и не было. Редькин исправно нес службу, ходил, как и остальные, на задания, но с товарищами не дружил и держался всегда обособленно. Рузметов объяснял это его угрюмым характером.

— Вот, товарищ командир взвода, — резко сказал Рузметову Зарубин, — полюбуйтесь своими людьми. — И, глядя с холодным презрением на стоявшего перед ним Редькина, добавил: — Такие бойцы нам не нужны! Ты опозорил имя и честь партизана! Доживем до конца войны, судить тебя будем.

Редькин стоял ссутулившись и с безразличным видом смотрел в маленькое окошко землянки. Можно было подумать, что речь идет о ком-то другом, а он лишь является свидетелем всего происходящего.

— Иди! — сказал Зарубин и проводил Редькина негодующим взглядом.

— Никак не предполагал, что среди нас может оказаться такой подлец, — с сердцем произнес он, когда дверь закрылась за Редькиным. — Вот что значит беспечность и благодушие. Думаем, что одного названия — «партизан» — достаточно для того, чтобы верить человеку. Для нас это серьезный урок, товарищ Рузметов. Сделайте для себя вывод. У меня к вам до этого не было претензий, хочу, чтобы и дальше так было.

— Товарищ капитан, — заговорил Рузметов, — я ведь ничего не знаю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии