По ту сторону фронта

Марковский обратил внимание на подозрительную возню оккупантов в торговых рядах. По его наблюдениям, в большие подвалы торговых рядов что-то свозят и складывают. Марковский предполагает, что в подвалы складывают большое количество взрывчатки. Подвалы эти тянутся под площадью, на которой обычно происходили народные торжества.

Добрынин рекомендовал Марковскому продолжать наблюдение и, как только в город войдут части Красной армии, доложить о своих наблюдениях советским офицерам.

Совещание проходило напряженно, вопросы решались быстро. Большой группе патриотов было поручено блокировать склады, расположенные под городским собором. В них находились запасы муки, и эти запасы надо было сохранить, не дать их вывезти. Микуличу с семью другими подпольщиками поручалось совершить налет на дом заместителя бургомистра, где велась спешная подготовка к эвакуации. Ольга Лях должна была дезорганизовать работу городского телефонного коммутатора. Якимчук брал на себя задачу вывести из строя шесть паровозов, стоящих в депо и подготовленных под эшелоны.

После рассмотрения боевых дел остался еще один вопрос: у Беляка находилось семь заявлений участников подполья о приеме их в ряды партии. Товарищи, подавшие заявления, уже больше четырех месяцев работали в подполье, выполняя все поручения Беляка.

— Можно расходиться, товарищи, и приступать к делу, — объявил Беляк. — Коммунистов и подавших заявления прошу остаться. Запомните, что с сегодняшнего утра наш боевой штаб будет находиться здесь.

16

Никто из партизан, конечно, не мог точно предвидеть, что сегодняшнее, не по-осеннему сухое и теплое утро окажется началом последнего партизанского дня.

Еще затемно бригада Зарубина, выполняя часть общего плана, вышла на шоссе в тридцати километрах от города. Партизаны заняли оборону на большом участке, залегли, замаскировались.

Первым радостным приветом народившегося дня была девятка стремительных краснозвездных штурмовиков, с мощным ревом и рокотом пронесшихся над лесом, над самыми головами партизан. Когда шум моторов этой первой соколиной стаи почти затих, вдалеке пронеслась вторая девятка, за ней третья, четвертая…

— Ну, пошло дело!… Теперь держись…

— Как бы нас за фашистов не приняли и не причесали…

С этими штучками шутки плохие, недаром немцы их зовут «шварце тодт».

— Это что такое?

— А это значит «черная смерть».

На шоссе со стороны города показалась первая колонна тупорылых автомашин.

— Внимание! — раздался голос Веремчука. Он лежал со своими ребятами в придорожном мелком сосняке.

— Девять… десять… тринадцать… шестнадцать… — считал кто-то вслух.

До того места, где лежали Зарубин, Добрынин, Костров и другие командиры, машины не дошли. Их закидали гранатами партизаны отряда Веремчука и взяли под кинжальный огонь пулеметов и автоматов партизаны Толочко. В несколько минут все было кончено.

В колонне оказалось больше двадцати машин, нагруженных обмундированием, алюминиевой посудой, парашютами, парашютными мешками.

— Загораживайте дорогу так, чтобы ни проехать, ни объехать, — скомандовал Зарубин.

Партизаны дружно навалились на перевернутые, изуродованные взрывами машины, с шутками и смехом стаскивая их в одну кучу на шоссе.

Покончив с колонной, двинулись вперед к городу, но не прошли и трех километров, как услышали впереди шум, выстрелы.

— Это Бойко орудует, — сказал кто-то.

Прибавили шагу.

Бойко перехватил на шоссе десяток автомашин и, когда основная колонна подошла к месту происшествия, все уже было кончено.

— Место вы выбрали неудачное, — оглядевшись, сказал Зарубин.

— Согласен, товарищ майор. Недоучел немного. Сразу не заметил, что стороной объехать можно.

— Заминируйте места, удобные для объездов.

— Есть.

— Никого не потеряли?

— Нет, все в порядке. Времена другие пошли.

— Другие-то другие, а храбрыми без ума быть не старайтесь. Сейчас особенно тяжко терять людей.

Солнце подходило к зениту и припекало не по-осеннему жарко. От быстрой ходьбы спины у всех были мокрые.

Канонада с востока все усиливалась. Воздух гудел от беспрерывно идущих бомбардировщиков, штурмовиков и быстрых, точно молнии, истребителей. Самолеты летели и на запад и обратно на восток.

— Что-то негусто фашистов стало в воздухе.

— Зато в земле густо…

— Некуда им податься, — с притворной грустью сказал радист Топорков. — В землю зарываются — их на воздух поднимают, а в воздух лезут — их отправляют в землю. И ни туды и ни сюды. Вот времечко подошло!…

— Дай-ка, голуба-душа, я тебе одну сумку подсоблю нести, а то, я вижу, ты вконец выдохся, — предложил Топоркову идущий рядом пожилой партизан.

— Э-э, нельзя, дорогой. Сумочки эти закреплены за мной навечно, как земля за колхозниками, и передоверять их я не имею права.

— Ишь ты!…

— Да, да. Точно.

Перейдя вброд грязную, мутную речонку, чтобы сократить путь, партизаны остановились на одиннадцатом километре от города.