По ту сторону фронта

Рассказывая мне свою биографию, он предупредил, что в ней нет ничего особенного, но это было не совсем верно: он пережил то, что пережил весь народ Западной Украины, и еще в папской Польше был связан с коммунистическим подпольем. В тридцать девятом году дохнул свободным воздухом, а в сорок первом опять угнетатели навалились на его родину. С самого начала немецкой оккупации Алексей Ососкало вместе с Нестерчуком, Леоновцем и другими стал организовывать советский актив на борьбу с захватчиками и помогать окруженцам. На этой почве и возникла группа, которую назвали «Пидпильной спилкой» и которая позднее, связавшись с такими же группами других селений Ровенщины, составила ту организацию, о которой рассказывал мне Андрей Легкий.

* * *

В разговоре с Картухиным я не случайно спросил, не осталось ли взрывчатки на полигоне. Опыт подсказывал, что опять нам будет не хватать толу. Так и получилось. Правда, Насекин своей бездеятельностью «сэкономил» немало взрывчатки, да и мы принесли с собой порядочный груз. Всего набралось почти 200 килограммов, для начала, казалось бы, неплохо. Но как только все наши отряды принялись по-настоящему за подрывную работу, не давая врагу покоя ни на один день ни на одной из порученных нам дорог, запасы наши быстро пошли на убыль. Мы использовали неразорвавшиеся снаряды, найденные на полигоне. Они увеличивали силу взрыва и давали много осколков, но рвались они только от детонации, так что с каждым снарядом все равно надо было взрывать и нашу рапиду. Восемнадцатого декабря я отправил на Червоное озеро группу связи — человек тридцать; туда они должны нести донесение и продукты для Центральной базы, оттуда — оружие и взрывчатку для нас. Однако возвратиться они могли только через 15–20 дней, а нам на такой срок взрывчатки не хватило бы. Значит, надо добывать на месте. И не может быть, чтобы в стране, где идет война, да еще рядом с полигоном, не нашлось взрывчатки. Я снова начал расспрашивать, и бойцы из местных уроженцев подтвердили: «Да, можно найти». Самчук вызвался достать нам толу. Здесь опять сыграли роль его связи с местным населением.

Очевидно, многое из того, что оставалось на полигоне, было припрятано жителями окрестных деревень, и вот теперь они понесли и повезли эти запасы народным мстителям. Приведу несколько примеров. Клим Селюк — старик под 60 лет из Уховецка — передал Самчуку 30 килограммов взрывчатки; шестидесятичетырехлетняя Текля Евтихиевна Кухта (связная отряда, по прозвищу Лизоручка) — 50 килограммов; семнадцатилетний парень Войтар — 40 килограммов; Анатолий Сенчук из Павурска — 8 ящиков патронов. Довольно быстро Самчуку удалось собрать еще 200 килограммов взрывчатки, не считая других боеприпасов.

В это же время мне указали и другой источник снабжения:

— Взрывчатку можно купить у немцев. За золото фашист готов отца родного продать. Но только за золото, иначе и пробовать нечего.

Для партизана, для лесного жителя, добыть золото — нелегкая задача. Но мы знали, что кое-кто из полицаев и фашистских чиновников успел награбить немало драгоценностей. Пришлось заняться изъятием их. Кроме того, женщины и девушки наших «цивильных лагерей» жертвовали на борьбу с гитлеровцами те немногочисленные драгоценности, которые им удалось сохранить. Да и местные жители, узнав, что нам нужно золото, отдавали все, что имели.

Радостно было не только пополнение наших запасов, но и та активность, которую проявило население, все яснее и яснее сознававшее, что в борьбе с захватчиками должен участвовать каждый честный советский человек. Не надо было просить и уговаривать. Надо было только сказать, и люди сами несли, отдавали, доставали. В этом, конечно, сказывалась работа подпольных антифашистских организаций. В декабре 1942 года на севере Волынской и Ровенской областей редким явлением стали не только районы, но и селения, где бы не было подпольной организации. Громадную роль сыграли и известия об успехах Советской Армии. Все чувствовали, что в величайшей битве, на берегах Волги, на карту поставлен не только престиж фашистской военной машины, но и все завоевания Третьей империи.

Мы со своей стороны всеми силами старались содействовать этому всенародному подъему. В первую очередь — агитацией. Размножали сводки Совинформбюро, писали и распространяли многочисленные листовки. В половине декабря в нашем штабе неумолчно стучали три пишущие машинки — две с украинским шрифтом и одна с польским. Украинские листовки я писал обычно сам, а польские — Макс, мне их приходилось только корректировать.