Вот тут сидел, опустив ноги в студеную воду, дедушка Макуха, а в реке тревожно металась стайками маленькая рыбешка. Вот тут лежал веселый, жизнерадостный Сережа Дымников. Рядом с Добрыниным сидел задумчивый, сосредоточенный Костров. А сейчас никого из них нет. Сложили головы Дымников, Грачев, Макуха… Где-то по ту сторону фронта, в госпитале, лежат раненые Зарубин, Костров, Снежко. Здесь, на заседании, присутствует много новых, недавно попавших в партизанскую семью людей, которых Добрынин видит сегодня впервые. А заводь и речушка все такие же, будто ничего не случилось за эти долгие месяцы…
— Ты будешь говорить, Федор Власович? — спросил Пушкарев, прерывая воспоминания Добрынина.
— Да… несколько слов, — ответил тот, поднимаясь с земли. Он сказал о том, что сейчас, в связи с рождением новой партизанской бригады, необходимо строго распределить зоны боевых действий. Без этого, по мнению Добрынина, неизбежно будут получаться ненужные совпадения: разведка одних и тех же населенных пунктов, налеты на одни и те же объекты.
— Вот вам пример, — сказал Добрынин. — Товарищ Охрименко говорил здесь, что новая бригада готовит налет на немецкий склад. — Охрименко взглянул на Добрынина, потом на Рузметова и насторожился в ожидании. — Речь идет, по-моему, — продолжал Добрынин, — о складе в поселке Луговом…
— Точно! — подтвердил Охрименко.
— Ну вот, и получается очень плохо. Громить этот же склад собирается и командир отряда из нашей бригады Бойко.
— Уже собрался, — бросил реплику Веремчук. — Второй раз разведку послал…
— И мы посылали, — смущенно сознался Охрименко.
— Видите, как нехорошо, — заметил Добрынин.
— Очень нехорошо! Добрынин прав, — твердо отрезал Пушкарев. — Но в этом деле придется уступить место новичкам, — пусть вооружаются.
— Пожалуйста! — согласился Добрынин. — Дело ведь не в этом.
Точку зрения Добрынина поддержали все члены бюро и присутствующие командиры. Решено было наметить зоны действия для каждой бригады.
Наконец подошли к вопросу о назначении командира и комиссара новой бригады. Слово хотел взять Рузметов, но с места поднялся Пушкарев.
— Есть предложение, — произнес он и сделал паузу. — Есть предложение утвердить командиром бригады товарища Рузметова, а комиссаром товарища Охрименко.
Рузметов быстро встал с места, потом опять сел и тихо возразил:
— Это будет неправильно… Среди новых людей есть товарищи более опытные.
Пушкарев сделал вид, что ничего не слышал.
— Я хочу сказать, — заявил Добрынин.
— Что? — спросил Пушкарев, заранее убежденный в том, что комиссар не будет возражать.
— Предложение очень умное, — сказал с места Добрынин.
— В бригаде есть пять лейтенантов, восемь старших лейтенантов, восемь капитанов, три майора, — снова возразил Рузметов.
— Кстати, ты тоже уже не лейтенант, — бросил Путикарев. — К сведению всех, товарищи! Перед совещанием я получил радиограмму. Приказом Центрального штаба партизанского движения за успешное руководство операцией по разгрому тюрьмы товарищу Рузметову присвоено внеочередное офицерское звание — капитана.
Рузметов смешался и покраснел. Он чувствовал себя очень неловко. Вместе с Охрименко он, добросовестно выполняя решение бюро окружкома, в течение трех недель занимался организацией новой бригады. Они знакомились с людьми, формировали взводы, отряды, штаб, водили молодых партизан на операции, советовались о том, кого лучше выдвинуть для руководства бригадой. Себя они, конечно, не имели в виду. И вдруг это внезапное предложение…
— У меня есть вопрос, — поднял руку Охрименко. — Это ваша личная инициатива, товарищ Пушкарев? На бюро, насколько мне известно…
— Это не мое предложение, — оборвал его Пушкарев. — Это предложение Центрального штаба партизанского движения. Есть радиограмма за подписью полковника Гурамишвили. А если вы хотите знать мое мнение, то оно не расходится с этим.
— Как слышимость? — толкнул в бок Рузметова сидящий рядом Веремчук.
— Неважная, — отшутился тот.
— А по-моему, важная, товарищ командир бригады.
Когда все вопросы были решены, Пушкарев объявил, что в ближайшие дни с Большой земли должен прилететь самолет, и все, кто хочет послать письма Зарубину, Кострову и Снежко, должны передать их ему, Пушкареву, так как самолет прилетит в расположение бригады Локоткова.
Пушкарев с коммунистами из бригады Локоткова уехал на запад, Добрынин с Веремчуком — на север, в расположение своей бригады, а Рузметов с Охрименко остались на месте.
На полпути Добрынина и Веремчука догнал, тоже верхом на коне, Рахматулин.
— Опять на «железку»? — неодобрительно спросил комиссар.
Рахматулин уже несколько раз выходил в одиночку на железную дорогу и проводил на ней какую-то никому не известную работу. Не раз Добрынин и Веремчук допытывались у него о причинах этих отлучек, но Рахматулин только отделывался шутками.
— Вы же знаете, что я машинист, — отвечал он, — вот и тянет к «железке».
Сейчас Рахматулин явно спешил.
— Это вы так всю дорогу будете ехать? — спросил он Добрынина и Веремчука.
— А что? — в свою очередь, поинтересовался Веремчук.
— То, что в таком случае вы мне не попутчики. Я тороплюсь.