В начале второй декады ноября по приказу Бати я направился на берег Лукомльского озера. Надо было наладить связи с подпольщиками в районах, расположенных к востоку от озера, и, если удастся, с рабочими Оршанского железнодорожного узла. Группы Куликова, Немова и Гаврикова, забыв уроки облавы, снова переселились в деревни Гурец и Симоновичи. Они продолжали борьбу с фашистами, но вели ее недостаточно активно: налеты на случайных солдат противника, обрыв телеграфной и телефонной связи, разрушение мостов. Куликов почти целиком переключился на террористическую деятельность, а группа Немова основное свое внимание сосредоточила на борьбе с захватчиками за хлеб.
Бороться с фашистами за хлеб было необходимо и даже обязательно для любой партизанской группы, и диверсионно-террористическая деятельность Куликова тоже была нужна на том этапе, но еще нужнее были действия более широкого масштаба, в работе групп были нужны большая активность, большее единство, большая целеустремленность. Надо было добиться того, чтобы враги ни на минуту не могли почувствовать себя спокойно, чтобы земля горела у них под ногами. Об этом я и говорил на собрании гурецких и симоновичских партизан. Все они были разбиты на отдельные группы, во главе каждой поставлен командир, каждой группе, даны задания. Общее руководство оставалось за Немовым, ему поручалось объединить и вывести вновь организованный Гурецкий отряд в Столбецкий лес, к югу от Симоновичей, и там создать базу.
В ночь на четырнадцатое ноября партизаны во главе с Немовым вышли на задания — новые задания, более значительные, чем до сих пор. Группа Кащинского разгромила волостное управление. Группа Гаврикова сразу уничтожила несколько километров телефонно-телеграфной связи и разогнала немецких заготовителей в Калиновке. Группа Александрова целиком сожгла большой мост на дороге Черея — Лукомля.
В ту же ночь я перешел через озеро и в деревне Обузерье встретился с колхозным бригадиром Кузьмичевым, который держал связь с черейской и лукомльской подпольными организациями. Он вызвал представителя из Лукомли. Мы его знали под кличкой Сапожник и всю группу называли группой Сапожника. Он доложил о работе и между прочим сообщил, что как раз сегодня несколько фашистов и среди них два офицера из немецкого гарнизона собираются ехать в деревню Пасынки. Там пасека и девки, с которыми можно «развлечься». Решено было уничтожить фашистов. На выполнение этого задания отправились Куликов с Сапожником и еще три человека. А утром во всей округе стало известно, что в Лукомлю с «увеселительной прогулки» возвратился всего, один немецкий офицер, да и тот еле-еле добрался, обливаясь кровью. Перед смертью он только и успел прохрипеть:
— Партизан…
Через несколько дней мы возвращались в Липовец и, зайдя по дороге в Амосовку, узнали, что рядом на хуторе находится начальник таранковичской полиции Зубрицкий. Пока я проводил беседу с крестьянами, Перевышко с товарищами врасплох напал на полицаев. После короткой перестрелки он пробился к хате, в которой был Зубрицкий, но ворваться в нее (а Перевышко был способен на такой отчаянный поступок) не успел: полицаи (их было много на хуторе) начали стрельбу с другой стороны. Перевышко смог только бросить гранату в окно хаты и другую гранату в полицейских, чтобы обеспечить себе отступление.
К сожалению, Зубрицкий остался невредим. Услыхав стрельбу, этот «храбрец» залез под печку, только подошвы подкованных сапог торчали наружу. Граната разорвалась на кровати, и ни один ее осколок не коснулся предателя. Он пролежал в своем пыльном убежище до тех пор, пока подчиненные не помогли ему выбраться оттуда. Немало потом было смеху по деревням насчет храбрости Зубрицкого.
Да, конечно, сами по себе эти налеты не имели большого значения, однако они будили народ на борьбу, они показывали врагу, что советские люди не побеждены, что отдельные искорки партизанской борьбы скоро разгорятся в пламя всенародного пожара.
Отправка связных через фронт
Снова в Столбецком лесу