Речи его выглядели убедительно, хотя быпотому, что он был дорого и модно одет в левис, адидас, и прочий рэнглер. А я, в купленных после армии самопальных вельветовых штанах, румынских кроссовках из кожзама и болоньевой курточке, выглядел рядом с ним нищебродом. Но я отшутился, что пойду, поизучаю экономику, глядишь, зарабатывать научусь.
И вот мы снова встретились. Обнимашек не было, но руки пожали друг другу с удовольствием.
— Ты, Серега, еще скажи что арестуешь.
— Да я то нет, но сегодня джурный по городу придурок. Могут и загрести.
— А давай со мной? По пивку? — я протянул ему банку Туборга с потным мужиком на картинке.
— Гляди ка! Ты Андрюша никак разбогател?
— Да так, работаю. — мы дошли до лавочки о которой я думал, и уселись. Закурили.
— И где трудишься?
— Частная фирма. Транспорт.
— Понятно. Воруете и торгуете.
— Да ладно тебе, ты же меня знаешь.
— Да уж, сейчас посмотришь на человека, у него на лбу статья за хищение светится, ан нет. Предприниматель, бля.
— Чего это ты?
— Обидно! Я уже пять лет служу, а нихера. Ни машины, ни дачи. А ты вон, весной закончил, а уже весь в фирме и пиво пьешь по конской цене.
— Да брось ты! Квартиру тебе дали. Жена красавица, сын славный, чего ты?
— А ты, Андрюха, машину себе купил?
— Да нет, как то …
— Вот я и говорю. Ты не сомневаешься, что если захочешь, то купишь. А я сомневаюсь.
— И что? — мне стало интересно. Хлебнули из банок.
— А то, что государство сгнило. Вместо того, чтоб защитников содержать, позволяет всяким наживаться.
— А ты — стало быть защитник?
— Ну не ты же!
— Хм. Сереж, тут ведь, вот какая хрень. Не дай бог что случится, я ведь в первой волне на фронте окажусь. А ты — так здесь и будешь шпану на рынке гонять. Так что насчет защитников ты…
— Что ты хочешь сказать? Хочешь сказать что это правильно, когда такие как ты жируют?
— Хм, давай посмотрим. Вот пришли мы из армии. И у каждого выбор, куда податься. Ты помнишь, что мне тогда говорил?
— Да! Что уже пора повзрослеть и заняться делом.
— А учебу ты делом значит не считаешь…Понимаешь, я, как бы дальше в стране дела не пошли, теперь буду начальником. Если только сам не офоршмачусь. И зарабатывать буду больше тебя. Я этому учился, да и хотел.
— Уверен?
— Абсолютно! Помнишь, «Пикник на обочине»? Место, где сбываются желания человека? Я считаю, что это место — наша жизнь. И каждый в ней получает то, что хочет. Только именно хочет. А не думает, что он этого хочет.
— И что получил я?
— Хе, не обижайся. Но тебя боятся местные гопники.
— А ты?
— А я, похоже, хотел денег. Хотя тоже думал, что хочу быть ученым — экономистом.
— Ты, Андрюха всегда под любую херню умел подвести обоснование.
— Слушай, ну не стоял я над тобой с плеткой, когда ты в ментовку устраивался. Никто не гнал тебя насильно. Ты все сам.
— Тоесть ты прав? А я, получается, мудак?
— Эка у нас разговор свернул. Ты, Серег, все же друг. И если ты собой недоволен, то я то причем? А если помочь чем, то говори. Чем смогу…
— Знаешь, пойду я. И завязывай бухать в общественных местах. — Он смял в руке банку, отшвырнул в сторону и ушел не прощаясь. А я, глядя на его удаляющуюся фигуру, размышлял о том, что если б он не знал, что со мной не справится, то мог и заарестовать. Только борец он бы не очень. Я гораздо лучше. Да и в армейке наблатыкался. Но заколбасило его знатно. Знать бы только с чего?
Глава 16
Поезд пришел в Москву по расписанию, в шесть сорок. Не особо торопясь я пошел подземным переходом в метро.
Расставшись с Гансом, я сунул две недопитые банки в карманы и решил вернуться домой. Пообедать с мамой, сводить её в единственное кафе — мороженое… Но, не суждено. Когда я вышел из парка, с противоположной стороны улицы ко мне свернула тонированная девятка, цвета серый металик. С пассажирского сиденья вылез крепыш, среднего роста, в кожаной куртке, и воскликнул:
— И кому прячемся?
Олег Фролов, по прозвищу Фрол, еще детсадовский друг. Умница, спортсмен, эстет, и тонкий театрал. Но жизнь сложилась так, что после армии Олег никуда не поехал учиться, а остался в городе, ухаживать за больной матерью. Инсульт, она почти не могла двигаться. А обстановка вокруг городских рынков, и многочисленные знакомства среди наших спортсменов, постепенно сделали его вождем братвы, крышующей частную торговлю. Дело было в том, что антогонистом убратвы выступала цыганская диаспора. И все было далеко от однозначных оценок. Хотя бы потому, что цыгане тащили в город наркоту. Эти мысли промелькнули мгновенно, а потом я просто обрадовался.
— Фролов, в нашей дыре нужно спрашивать — и к чему эти глупые попытки?
— Значит придурок принимается?
— Это кто? Ты или я?
Мы, на этот раз искренне, обнялись.
— Пит, делать вид что мы незнакомы, нужно было гораздо раньше, в детском саду, когда ты отказывался ходить в туалет группой.
Мое прозвище появилось в детском саду. После того, как на вопрос как меня зовут, я ответил воспитательнице:
— Пит…Пит… Питлоф!
С учетом того, что большая часть моих одноклассников ходила со мной в один детсад, Питом меня будут звать всегда.
— И кто здесь улицу перегородил?