По следам невыученных уроков

-Знаешь, это только в фильмах учительские дочки серые мышки, которыми все мечтают воспользоваться. Директриса наша, Олеся Константиновна, с Марины даже не то что пылинки сдувала, а натурально молилась на единственную дочь, умудряясь восхищаться абсолютно каждым её шагом. И это при том, что сама была далеко не из робкого десятка, но перед Маринкой просто таяла. А та и росла такой - красивая до умопомрачения, самоуверенная до невозможного, первая всегда и всюду, и заметь, это совсем не про учёбу. Она всегда знала, как добиться своего, с кем стоит дружить, ну или элементарно - как выгодно себя подать. И это всё с такой милой улыбкой на лице, что в жизни не заподозришь и толики неискренности. Впрочем, она никогда и не врала, Марина умеет организовывать свою жизнь так, чтобы ей… было хорошо.

Будь мы сейчас в интернете, я бы поставила под каждым его словом миллион плюсиков, подтверждая свою солидарность. Да, именно такой была его жена.

-А я… А я был собой, дворовой шпаной, до которой никому не было дела. Но первый раз в жизни мне захотелось чего-то особенного… Понимаешь, там, в детдоме очень легко начать чувствовать себя вторым сортом. Всё, что у тебя есть, оно вроде как и твоё, но на деле получалось, что лишь номинально, словно взятое в долг. Вечно тебя кто-то этим попрекает. Скажите спасибо государству, что заботится о вас, будьте благодарны людям, что они вам вещи со своего плеча скинули, радуйтесь, что мы тут все вас терпим… Но у детей своя правда. Многие, кто выходит из тех стен, считают, что весь мир им должен. А почему? Потому что невозможно всё время злиться только на себя. Короче… не суть. Маринка была прекрасна. А я жаждал чего-то, чего не было у других, что было бы лучше, чтобы хоть раз в жизни что-то по первому разряду, а не с барского плеча.

-Ты словно о вещи говоришь, - не смогла промолчать я, ужасаясь услышанному.

-А оно так примерно и было. Я видел образ. Красивый, прекрасный, привлекательно-манящий… В шестнадцать как-то не сильно задумываешься о морали. Мне тогда казалось, что это и есть та самая любовь, про которую все говорили. Я восхитился, загорелся и пошёл в бой.

Поразительным образом ревности во мне не было, несмотря на все многочисленные эпитеты в сторону Марины. Наверное, потому что не было в его словах никакого восхищения, лишь нелицеприятные факты и немного застоявшейся печали.

-Поскольку предложить ей мне было нечего, пришлось брать нахрапом и наглостью.

А вот последнее задело порядком. Мне нравилось считать, что в своей наглости он был только мой. С шумом втянула воздух, стараясь удержаться от очередного приступа жалости к себе.

-Сначала это была как игра. Для обоих, я добивался, а она нос воротила, опять-таки очень мило и с улыбочкой, издёвки не заподозришь. Марине льстило моё внимание, хоть она и делала вид, что ей всё равно. Я же решил брать её измором.

Его голос стал чуть тише, как если бы говорить не хотел. И опять-таки я понимала. Слишком уж всё это было похоже на то, что поначалу творилось между нами. Никакой романтики, сплошные провокации и подколки. И измор.

-Всё случилось в одиннадцатом классе, я и сам не заметил, как после очередной моей выходки она презрительно фыркнула и сказала, что раз я такой борзый, то что ж не осмелюсь её куда-нибудь пригласить. С деньгами было не фонтан, но я вывернулся, приведя её на крышу самого высокого здания в городе, надеясь впечатлить ту, у которой и без того было практически всё.

А это било уже наотмашь. Ей крыша, мне звёзды. Да, Павел, как оказалось, у нас мастер романтики. Хотела уйти, вывернуться из его рук, но он не отпустил, ненавязчиво и аккуратно, но настойчиво удержал меня на месте с невысказанной просьбой в глазах: “Выслушай меня”.

И я осталась.