Он сказал что-то нашему проводнику, и тот пошел к храму. Сейчас же откинулась плотная завеса из порыжелой грубой ткани, закрывавшая вход в храм, и из густой темноты выступила сухощавая фигура ламы в традиционном темно-красном одеянии с обнаженными руками. Мы стояли очень близко и видели его морщинистое желтое лицо с узкими колючими черными глазами. Лама перебирал янтарные четки и шевелил синими вялыми губами. Грязен он был ужасающе — рядовые ламы никогда не моются, да и вообще здесь считают, что грязь предохраняет от болезней.
Проводник почтительно заговорил с ним. Лама молча выслушал, безразлично повел раскосыми глазами в нашу сторону и, подумав, что-то тихо ответил. Проводник опять начал объясняться с ним, — лама, видимо, не соглашался.
— Он нас не пустит в храм, — сказал я Милфорду.
— Пусть попробует! — почти угрожающим тоном ответил тот, но, поняв, что мне это не по душе, рассеянно улыбнулся и успокоил меня: — Не волнуйтесь, я его не трону. Я просто предложу ему денег.
Милфорд и тут оказался прав. Несговорчивый лама, увидев деньги, тотчас пустил нас в храм. Только сказал, что будет сам провожать нас и освещать дорогу факелом, чтоб мы не пускали в ход электрических фонариков.
Мы с Милфордом переглянулись. Значит, здесь был по крайней мере один европеец!
— Уж не этот ли господин и прикончил его? — шепнул Милфорд, имея в виду спутника отца Анга. — Будьте начеку, Алек, дело нешуточное.
— Меня удивляет, почему проводник наш ведет себя так спокойно, — тоже шепотом ответил я. — Если это такое проклятое место…
— Д-да… — Милфорд в раздумье покачал головой. — Впрочем, может быть, он не знает… он сказал мне, что сам видел над источником храм с изображением солнца и что построен этот храм в память о приходе на Землю Сынов Неба. Приметы совпадают, не правда ли? Ну, посмотрим…
Лама подал знак, и мы вошли в храм. Сразу начался спуск по крутым, вырубленным в скале ступеням. Мы ждали какой-то грозной, таинственной опасности, не пока что все наши усилия сосредоточились на том, чтоб не упасть. Ступеньки были так обильно залиты топленым коровьим маслом — елеем буддистов, что ходить по этой лестнице было опасно для жизни.
— Может, тот самый сагиб здесь и свернул себе шею? — почти всерьез предположил Милфорд.
Лестница кончилась, но скользко было по-прежнему. Мы медленно продвигались вперед по темному узкому коридору. В красноватом неровном свете факела, который нес впереди лама, подняв его над головой, мелькали фантастически страшные изображения чудовищ, духов, красочные эмблемы счастья. Запах прогорклого масла душил нас. Сколько этого масла сгорает в светильнях, сколько проливается на каменные полы буддийских храмов — трудно даже подсчитать?
Мы вышли наконец в просторный зал с невысокими сводами. На стенах и потолке сверкала позолота, пестрые и яркие краски все той же фантастической росписи — будды, дьяволы, олени, леопарды скалили зубы, изгибались в таких причудливых позах, словно тела их были из воска. Особенно страшен был дьявол-людоед — черный, с кровавой пастью, с леопардовой шкурой вокруг бедер, он жадно глодал человеческий труп. Посреди зала громадная статуя Будды сверкала в дымном огне светилен, чадивших на алтаре.
— Неужели он весь золотой? — удивился я.
— Глиняный. Это просто позолота, — сказал Милфорд.
Он жадно оглядывал все кругом. И вдруг порывисто шагнул в сторону. Я пошел за ним и увидел изображение человека с красной кожей и сиянием вокруг головы. Эта фигура была нарисована на стене, позади статуи Будды, и перед ней на каменном пьедестале горела большая серебряная светильня искусной работы. В красноватом трепещущем свете лицо на фреске казалось живым.
Милфорд обернулся к проводнику — тот шептал молитву.
— Спроси ламу, кто изображен здесь.
Нам показалось, что лама недоволен этим вопросом. Он помолчал, перебирая четки цепкими желтыми пальцами, потом угрюмо и неохотно пробормотал что-то.
— Он говорит, — это нарисовано по велению богов, давно, очень давно, — перевел проводник.
— Вот, дай ему денег на обновление росписи, — нетерпеливо сказал Милфорд, протягивая деньги.
Лама взял деньги и приветливо улыбнулся, но ничего не сказал.
— Крокодил! — прошипел Милфорд.
Должно быть, Милфорд поступил неосторожно, когда так сразу и явно высказал свой интерес к этой фреске. Хотя, с другой стороны, — что же было делать? Мы ушли из Дарджилинга тайком ото всех и должны были обязательно вернуться к ночи иначе нас начнут искать. Поневоле приходилось сразу брать быка за рога.