По следам неведомого

— К тому же, вполне возможно, что они были в той или иной мере поражены космическим излучением и, прибыв на Землю, вскоре умерли, не оставив потомства, — добавил Соловьев.

— А вдруг это самое потомство где-нибудь существует! — не то с восторгом, не то с ужасом оказал Костя Лисовский. — Либо чистые марсиане, либо гибриды с людьми. Вот бы интересно посмотреть!

При этих словах Мендоса пробормотал что-то и сплюнул.

— Так что теперь мы можем снова ожидать визита марсиан? спросил Петя Веневцев. — Ей-богу, как-то все-таки не верится!

— Матерь божья, как же в это поверить! — пробормотал Мендоса задыхаясь. — Эти чудища прилетят сюда! Нет, это не жизнь!

— Почему же они чудища? — обиделся Осборн. — Нельзя же все мерить по своей мерке. Если так, то нам с вами следовало бы считать, что по сравнению с белым и негр — чудище…

— Негр? Конечно! Он же черный! — убежденно сказал Мендоса.

— …и китаец, и индеец, — продолжал Осборн. — Только вопрос — почему мы должны считать идеалом именно внешность белого человека или вообще обитателя нашей планеты?

Это были очень хорошие мысли, но Мендоса возмутился до глубины души.

— Пресвятая дева, да разве можно так говорить! — закричал он. — Разве можно сравнивать какую-нибудь негритянку, например, с сеньоритой Марией? — Мендоса заметил, что слушатели усмехаются, и сейчас же привел другой пример: — Или разве можно сравнивать, кто лучше — этот ушастый безносый урод марсианин или вы, сеньор Осборн! Матерь божья, да ведь каждый из нас с вами лучше, чем это страшилище!

На наш взгляд, марсианин, конечно, не выдерживал даже относительного сравнения с романтической красотой Осборна. Но было смешно глядеть, как горячится по этому поводу Мендоса.

— Я не знал, Луис, что вы такой поклонник европейской красоты, — сказал я. — А как насчет индейцев, чья кровь течет в ваших жилах? Это вы считаете пороком для себя?

К слову оказать, примесь индейской крови почти не сказывалась на внешности Мендосы — пожалуй, только кожа у него была смуглее, да глаза уже, чем у чистокровного испанца.

— Я ничего не считаю пороком, — возразил Мендоса, — а просто хочу оказать, что негры и индейцы не так красивы, как белые. А уж марсиане-то ваши! Тут даже смешно и спорить!

— Я вижу, что вы над этим вопросом мало думали, — укоризненно сказал Осборн.

Я был убежден, что Мендоса и вовсе не думал об этом. Склонности к отвлеченному мышлению у него решительно не было, и философствовал он только на две темы — что такое счастье и какова роль женщины в жизни мужчины.

Осборн начал доказывать — не то ему, не то нам, — что организм живых существ приспосабливается к окружающей среде, что черты внешности марсиан, несколько отличающие их от людей, объясняются особенностями марсианского климата.

— Вам известно, что атмосфера на Марсе сильно разрежена. Отсюда — широкая грудная клетка его обитателей: нужно больше вдохнуть воздуха, чтоб получить необходимое количество кислорода. В разреженном воздухе звук распространяется хуже отсюда особое устройство ушных раковин марсиан и более сильное их развитие, чем у нас. Вероятно, отсюда же — и большие рты, которые в известной мере служат резонатором. Что касается глубоких глазных впадин и густых ресниц — то это, возможно, объясняется тем, что в прозрачной атмосфере Марса солнечный свет не так рассеивается, как в плотной земной, и, хотя Марс дальше от Солнца, чем Земля, но яркость света там выше, и вот организм марсиан выработал такие защитные приспособления. Нечто подобное я наблюдал у некоторых жителей Полинезии — маленькие глаза, глубоко ушедшие под надбровные дуги, лучше защищены от яркого тропического солнца. Кстати, там маленькие глаза считаются красивыми — чем меньше, тем лучше.

— Они просто сумасшедшие! — возмутился Мендоса. — Что ж тут красивого?!

— Ладно, не будем спорить о вкусах, — вмешался Мак-Кинли, видя, что и Осборн начинает горячиться. — Давайте лучше поужинаем.

Действительно, уже темнело. Очертания гор расплылись в фиолетовой мгле; только дальние вершины на западе еще алели от последних, уже невидимых, лучей солнца. Стало холодно, и мы с удовольствием уселись около костров.

Маша сидела рядом со мной, и ее волосы светились в пламени костра. Мог ли я думать тогда… Мы продолжали спорить и строить догадки о том, что увидели. Петю Веневцева больше всего интересовал сам аппарат.

— Как это получается: вставил одну пластинку, и сразу тебе чуть не целый фильм! — кричал он, размахивая руками.

— Да тише ты, чертушка! — сказал Костя, которого он при этом нечаянно стукнул по уху. — Я вообще не пойму: ты восхищаешься или негодуешь?

— Чудак ты — конечно, я восхищаюсь марсианами и негодую, что у нас такого нет!