По следам М.Р.

— Как вы думаете, что это? — спросил Алексей Иванович, достав из «сейфа» свою находку.

— Записная книжка!

— Дневник!

— Так и не совсем так, — промолвил Алексей Иванович. — А это что? — Он взял со стола бронзовый кинжал.

— Кинжал!

— Меч!

— Кортик!

— Медный нож! — наперебой отвечали ребята.

— Нет, девочки-мальчики, это не просто кинжал. Это памятник!

Витя с Олей удивленно переглянулись. Памятник? Они полагали, что памятники стоят на площадях, на кладбищах…

— Памятник, — подняв кинжал, повторил Алексей Иванович, — ценный памятник, рассказывающий о том, как жили наши предки. И это, — он указал на книжку в деревянном переплете, — тоже памятник. Возможно, когда-нибудь о нем будут написаны целые книги и профессор-историк сделает о нем доклад в Академии наук. Понятно?

Ребята кивнули. Хотя насчет памятника было не совсем ясно, они все-таки поняли, что эти листочки — очень важная, ценная штука.

— Я вам оставлю эту книжечку, — сказал Алексей Иванович, — но с одним, нет, с двумя непременными условиями… — Алексей Иванович приостановился. Ребята выжидающе смотрели на него. — Никуда из этой комнаты дневник не выносить. Понятно? Никуда!

— Даже на сбор отряда? — упавшим голосом спросил Генька.

— Никуда, — строго повторил Алексей Иванович. — Так полагается. А то возьмете и случайно потеряете. Или испачкаете. Или — еще хуже — рассыплется он у вас от старости. Ясно? Обещаете?

— Обещаем! — за всех ответила Оля.

— И второе условие, — продолжал Алексей Иванович, — руками документ не трогать. Для этого есть пинцет, — он показал маленькие щипчики. — Кроме того, перепишите документ в тетрадку. Точно, со всеми пропусками, со всеми запятыми. Это называется — снять копию. А потом я его уберу. Так надежней будет… А рисовать кто-нибудь умеет?

Витя кивнул.

— Отлично. Зарисуй переплет, какую-нибудь страничку, чтобы почерк оригинала сохранить…

Ребята долго, тщательно мыли руки, словно хирурги перед операцией. Потом Генька осторожно открыл деревянный переплет и пинцетом подцепил верхний листок. Оказалось, орудовать малюсеньким пинцетом, которым отец действовал так ловко, вовсе не просто. Генька положил листок на заранее расстеленную газету и стал диктовать. Оля и Витя писали.

— Им… им… — вдруг запнулся Генька, — Что такое?! Не по-русски.

Оля через плечо заглянула в листок:

— В самом деле! Какая-то закорюка!

После буквы «м» стоял непонятный значок — «».

Витя тоже оглядел листок.

— А ты пропусти, — неторопливо предложил он. — Пропусти и всё. Читай дальше…

Генька так и сделал.

— Им… я ум, расти травою, — прочитал он. — Ясно! «Имея»! Значит, эта закорючка — вместо «е». Почему?

— Пап! — крикнул он. — Помоги!

Алексей Иванович вошел из соседней комнаты.

— Это старинная буква «ять», — объяснил он. — Тут есть и другая старая буква, вот — «и» с точкой наверху. А кроме того, на конце многих слов стоит твердый знак. Так раньше полагалось.

— Вспомнил, — сказал Витя. — Это… лишние буквы. Мне отец… рассказывал. Их после революции… уничтожили.

Он говорил медленно, будто после каждого слова ставил точку. И ребята знали: торопить его бесполезно. Такая уж привычка у человека.

— А раз уничтожили — зачем нам их писать?! — возмутился Генька. — Какие-то царские буквы! Теперь не старый режим! Давайте без них!

— Нет, — твердо возразила Оля. — Копия так копия. Чтобы всё тютелька в тютельку.

Работа двигалась медленно: «яти» и твердые знаки очень тормозили. Так прошло с полчаса.

— Идея! — вдруг воскликнул Генька. Оглянулся. Отца в комнате не было.

— Ну? — Оля отложила перо.

— Завтра покажем копию Филимонычу. А?

* * *

Едва раздался звонок на большую перемену, Оля помчалась к учительской. Остановилась возле двери. Мимо сновали школьники, проходили учителя — Оля ждала. И вот из-за угла, наконец-то, появился историк — Николай Филимонович. Он нес классный журнал, карту, указку. И все в левой руке. Правой у Николая Филимоновича не было: потерял на войне.

Протиснувшись к нему, Оля сразу стала торопливо рассказывать о таинственном дневнике.

— Подожди, Гармаш, не тарахти, — остановил ее Николай Филимонович. — Идем.

Вслед за ним Оля вошла в учительскую. Николай Филимонович сел на широкий кожаный диван, закурил.

— Ну, излагай. Но не больше ста слов в минуту!

Оля снова стала рассказывать. Сперва медленно, потом, незаметно для себя, все быстрее. Николай Филимонович бегло просмотрел копию дневника. Потер переносицу. Это у него привычка такая, все ребята знают: когда задумается, непременно переносицу потирает.

— Интересно! — сказал он. Помолчал, неторопливо погасил папиросу. — Даже очень!.. Оставь мне тетрадку. А после уроков приходи, — и он, раскрыв полевую сумку, висевшую на плече, уложил туда тетрадь.

В классе Олю с нетерпением ждали Генька и Витя.

— Ну? Как?

Мальчики нарочно не пошли сами, а послали Олю: говорит она уж очень складно.

— Сказал — интересно! Сказал — даже очень! Сказал — приходи после уроков! Дневник взял, — выпалила Оля.

…После занятий Оля пошла в учительскую. Там уже сидели Николай Филимонович и Вася Коржиков — командир отряда К. С.