– Один из оценщиков ломбарда – мой приятель. Ломбард никогда не дает за вещь ее цены, максимум – половину, иначе ломбард прогорит. Когда хорошие вещи оценивает мой приятель, он сообщает закладчику мой адрес. Я покупаю у закладчика ломбардные квитанции, выкупаю вещи и продаю их в своем магазине за настоящую цену. Плохо от этого никому не становится, закладчик, кроме денег от ломбарда, получает деньги от меня, ломбард получает залоговые деньги, мы с приятелем делаем небольшой гешефт. Квитанции на эти вещи мне принес один грек. Вещи у него оказались действительно стоящими, и я купил все квитанции.
– Ну вот! А вы говорили бред! Больше ничего этот грек вам не предлагал?
Львовский отрицательно помотал головой.
– Александр Авраамович! – Кунцевич погрозил ему пальцем. – Вы опять перестали быть со мною откровенны. У этого грека столько драгоценностей, что не предложить их вам он просто не мог. Рассказывайте, рассказывайте, коли начали. А то основания для вашего визита в столицу могут и не отпасть.
Ювелир буквально вжал голову в плечи:
– Он предлагал еще несколько квитанций. Но те вещи, которые по ним заложены, я не видел – грек заложил их в другом отделении ломбарда, не в том, в котором работает мой приятель. Я решил сначала их посмотреть, а потом дать греку ответ.
– Посмотрели?
– Да. Они стоят тех денег, которые грек за них просит.
– Когда и где вы встречаетесь?
– Завтра, в двенадцать, в кофейне «Фанкони», на Екатерининской.
– В каком отделении ломбарда заложены другие драгоценности?
– В первом, на Тираспольской.
– Александр Авраамович, я надеюсь, вы нам этого грека покажете?
– Что ж мне с вами делать, покажу! – Тут ювелир поднял голову: – Скажите, а нельзя все это оформить соответствующим образом: дескать, я к вам добровольно пришел, драгоценности принес и все рассказал? В таком случае я мог бы рассчитывать на обещанную Гордоном награду…
– Сейчас сюда придет старший приказчик господина Гордона, вы с ним на эту тему и побеседуйте. А мне фамилию вашего приятели назовите, пожалуйста.
Несмотря на громогласные возмущения Львовского, Кунцевич все-таки выписал постановление о его аресте и поместил ювелира в арестантское помещение при городском полицейском управлении, правда, в дворянскую камеру. Минут через двадцать после этого дежурный городовой попросил питерского гостя зайти к исправляющему должность полицмейстера коллежскому советнику Кисляковскому. Чиновник для поручений выждал пятнадцать минут и поднялся на второй этаж полицейского дома.
– Заходите, заходите, – полицмейстер встал из-за стола, подошел к Кунцевичу и крепко пожал ему руку. – Вот-с, уполномочен передать. – Коллежский советник взял со стола четыре радужных бумажки и протянул их Мечиславу Николаевичу. – Только что получены из Петербурга, от господина Маршалка.
– Благодарю, – сказал Кунцевич, пряча деньги в бумажник. На душе у коллежского асессора заметно повеселело.
– Ну, как продвигается розыск? – спросил Кисляковский, жестом приглашая садиться.
Столичный сыщик кратко рассказал об успехах.
– Прекрасно, прекрасно. Скажите, э… а господин Львовский действительно замешан?
– Мне пока не до конца понятно, Евлампий Владимирович. В ближайшее время я собираюсь провести несколько мероприятий, после которых все станет ясно.
– Скажите, а есть ли необходимость в содержании Львовского под стражей? Он человек солидный, серьезный, с положением, при капитале. Ну не станет же он бегать!
– Арест ювелира – мера необходимая. Если он прикосновенен к делу, то заключение под стражу лишит его возможности снестись с другими злоумышленниками. Ну а если неприкосновенен, то сразу же после задержания грека я Александра Авраамовича отпущу. Ему всего просидеть-то и придется одну ночь.
– Понимаю, понимаю-с. – Полицмейстер поднялся, давая понять, что прием окончен. – Значит, завтра Львовский выйдет на свободу?
Кунцевич тоже встал:
– Если он окажет содействие розыску и у меня не останется сомнений в его причастности. Честь имею.
Когда коллежский асессор вернулся в выделенный ему кабинет, там его уже ждали Соломон и Донской. Приказчик доложил, что в витрине главной конторы ломбарда вещей Гордона нет. Кунцевич послал его на Тираспольскую, велев явиться с докладом в гостиницу, Донскому же сказал:
– А ты, Петр Егорович, езжай-ка в ломбард. Зайди погляди на оценщика Урицкого, о котором нам Львовский рассказал, запомни его личность, а как он службу окончит и домой пойдет, ты его тормозни, но только в каком-нибудь малолюдном месте. Пусть тоже посидит до завтра, а то вдруг надумает к приятелю заглянуть, узнает, что мы его забрали, и побежит к закладчику. Я постановление написал, ты туда его лета и звание впиши и отведи в арестантскую, пусть его вместе со Львовским посадят. Есть у тебя кто-нибудь, кого можно к ним подсадить?
– В дворянскую? Так быстро не найду.
– А ты постарайся, Егорыч, постарайся. Все, я в гостиницу. Завтра утром приходи, часов в десять, покумекаем, как нам этого грека посподручнее будет спеленать.