По следам джи-ай

При этом не имеет никакого значения, как человечество посмотрит на его действия. Он солдат американской армии. За пределами военного форта остались обычные человеческие добродетели. "Профессиональный солдат ядерной эпохи должен готовиться без всяких скидок на гуманность", — сказали Джону. Тем, кто оплачивает его тяжелую, грязную работу, он был нужен именно таким.

…Премудрости военной науки Джон постигал в одном из учебных центров, куда он был направлен через несколько дней после принятия присяги. Это были настоящие муки ада. Порой ему казалось, что он забывает собственное имя. Джон беспрекословно выполнял все требования инструкторов. Неизменный ответ: "Да, сэр!" — стал его жизненным правилом. Те же, кто поступал иначе, подвергались "особому обращению" до тех пор, пока они, безвольные и хрипящие, не падали к ногам сержанта.

В течение восьми недель новобранцам прививался целый комплекс чувств, о которых они раньше и не помышляли.

Главным из них было "чувство штыка". Прежде чем солдат осознает свое истинное назначение, свои возможности, рассуждают теоретики Пентагона, у него должно быть желание уничтожать, желание, вырабатываемое в ходе обучения штыковому бою. И Джону начали усиленно внедрять в сознание "потребность убивать". Изо дня в день он становился в шеренгу своего взвода с винтовкой в руках и изготовлялся для нанесения штыкового удара.

— Что значит чувство штыка? — спрашивает инструктор. И слышит в ответ дружное и грозное:

— Убивать!

Выпад… Винтовка выбрасывается вперед, и в это время раздается душераздирающий вопль строя.

Укол — и снова вопль.

— Что значит чувство штыка? — опять кричит сержант.

— Убивать! — Укол… — Убивать! Убивать! Убивать!

Подобного рода тренировки проводились до тех пор, пока мышление солдат не становилось автоматическим… "Убивать! Убивать! Убивать!"

Но тяжелее всего было переносить моральную обстановку казармы, которая отличалась презрением к людям, ритуальным требованием рабского повиновения, неограниченным попранием человеческого достоинства.

Возведенные в ранг повседневной обыденности издевательства сержантов над новобранцами — неизменное правило жизни в форту. К этому здесь привыкают с первых недель службы, как привыкают к распорядку дня. Жаловаться не принято, бесполезно и некому. Брань и унижения сносились смиренно, по стойке "смирно", с привычным повторением заученной фразы "Да, сэр!".

…Шла четвертая неделя занятий. Пасмурным, неприветливым утром они совершали пятимильный марш. Джим Остэргрэн, двадцатидвухлетний парень из Бостона, бежал рядом с Джоном. Высокого роста, широкоплечий весельчак Джим слыл в своем подразделении одним из самых здоровых парней. Но сегодня с ним творилось что-то неладное. Как видно, сказались высокие нагрузки последних дней. Джим задыхался, едва переставлял ноги.

— Больше не могу! — прохрипел он и, сделав несколько неуверенных шагов, упал, потеряв сознание.

Подбежавший к Остэргрэну сержант Ричард Лейтон подозвал двух новобранцев:

— А ну-ка пните этого слабака посильнее. Может, он подымется?

Джон видел, как два солдата начали бить Джима ногами. Но Остэргрэн продолжал лежать.

— А ну трахни его винтовкой! — приказал сержант Джону.

Стивенс выполнил приказ. Но и это не возымело действия.

— Походите-ка по этому сукиному сыну! — рассвирепел сержант.

И новобранцы снова принялись пинать Джима…

Остэргрэн скончался от сердечного приступа в лазарете форта. Расследование обстоятельств его смерти и преступных действий сержанта не дало никаких результатов. Дело просто-напросто замяли. Сержант Ричард Лейтон продолжал выполнять свои служебные обязанности.

Подобное обращение с новобранцами Джон наблюдал почти ежедневно. И не только наблюдал, а испытывал на себе. Он не раз слышал в свой адрес рычание сержанта: "Я выставлю тебя в окно, зажму твою башку в форточке и буду пинать, как осла".

"Да, сэр!" — по инструкции отвечал ему Джон.

Изощренность издевательств сержантов порой доходила до безрассудства. Часто новобранцев загоняли по тридцать человек в душевую комнату, рассчитанную на двенадцать, пускали горячую воду и заставляли драться друг с другом.

Постепенно солдаты начали верить в то, что убивать действительно необходимо и даже забавно. Тщательно продуманная система насилия напрочь подавляла чувства, мысли, угрызения совести. Человек становился роботом.

Джон, как и его сверстники, делал все, что ему приказывали. Мыл пол в казарме, убирал туалеты, замирал навытяжку при виде начальства. А главное, что он познал и усвоил: "Убивать! Убивать! Убивать!"

…Едва брезжит рассвет. Сквозь утреннюю дымку видны силуэты соломенных хижин, напоминающих вьетнамскую деревню. Ничто не нарушает предрассветной тишины. Лишь изредка в глубине джунглей слышится крик встрепенувшейся птицы да едва улавливаемый шорох пронесется среди листвы.

Солдаты выходят из джунглей словно привидения, настороженно смотрят по сторонам, постоянно держа палец на спусковом крючке автомата.

— Где чарли? [4] — обращаются они к так же внезапно появившимся на площади перед пагодой крестьянам.