Вместо того, чтобы крикнуть что-то устрашающее, а еще лучше матерное, Ната кричала "ура". Выпрыгнула из тёмного коридора, нажала на распылитель баллончика, кинулась к страшному террористу… Тот заорал так же громко, заметался по комнате, сталкиваясь попеременно с рыдающей и орущей Натой, шкафом и старым телевизором на тумбочке. Раздался грохот, на миг запахло озоном, Ната во что-то вцепилась… и стало тихо.
Когда женщина отплакалась, откашлялась и исчерпала словарный запас русского матерного языка, то обнаружила, что в руках у неё та самая сумка ручной работы, и ещё на полу валяется золотая штука, уже не так уж и похожая на взрывное устройство.
===
"Натали, утоли мои печали, Натали", — вкрадчивый голос певца требовал своего на весь подъезд. Натка поморщилась: ей нравилась песня, но не так громко и не сегодня. Особенно настораживало, что на пятом этаже она звучала особенно сочно. А уж стоило ей войти в квартиру — акустическая волна едва не сшибла с ног.
— Кто у нас глухой? — рявкнула она таким голосом, что соседи снизу, сверху и с боков задумались о бренности бытия. — А ну, выключили музыку!
Выключили, как ни странно. Натка устало подумала, что новые навороченные колонки, подаренные близнецам любящим отцом, были даже хуже, чем барабан, который её дорогая свекровь подарила внукам на двухлетие. Женщина вздохнула, забросила трофейную кожаную сумку ручной работы на верхнюю полку шкафа и принялась разуваться.
— Где ты была? — раздался неожиданный голос со стороны кухни.
Бывший муж стоял в проходе, скрестив руки на груди, и смотрел с укоризной.
— На работе, — раздражённо буркнула Натка. — Что ты здесь забыл?
— Что ты за мать такая, Наталья? — сделал вид, что не услышал её вопроса Егор. — Почему дети мне звонят и говорят, что дома нечего есть, можно мы поужинаем у тебя?
— Там борщ в холодильнике.
— Там пусто, Наталья. Даже хлеба нет. Дети голодные, мать шляется неизвестно где…
— У детей есть руки. Где деньги, они знают. Надо — сходят в магазин.
— Наташ, ты совсем дура, да? Они ещё маленькие!
"Маленький" Влад, который был ростом с маму, осторожно выглянул из комнаты, но, наткнувшись на свирепый взгляд Натки, тут же исчез.
— Егор, ты чего пришёл? Детей покормить? Похвально. Покормил? Домой не пора?
— Поговорить пришёл.
— Говори.
— Сейчас картошку дожарю. Ты пока раздевайся и мой руки.
Переход к мирному диалогу Натку изрядно напугал. С Егором они расстались хоть и без скандала, но далеко не друзьями. Вот так, поговорить, он заходил только однажды, когда его вторая жена Оксана родила дочь. Ребёнок плохо спал, много плакал, и Егор пытался уговорить Натку, чтобы она пустила его, несчастного, к себе пожить, аргументируя, что квартира, собственно, принадлежит ему. Был послан… к Оксане, конечно. Достаточно двоих брошенных детей.
Натка знала, что Егор просто так не является. Она искренне надеялась, что он не захочет к ним вернуться. Финансово это, конечно, помогло бы… но нафиг-нафиг. Прошла любовь, завяли помидоры.
Натка прошла в зал, морщась и заталкивая ногой носки под диван. Её, кстати, носки. Мужские были в другой комнате. Поправила покрывало на диване, рукавом смахнула пыль с подоконника и полила ящик с луковицами. Не сдохли, хорошо. В субботу можно будет салат накрошить.
— Наташ, ты только не кричи сразу, ладно? Сначала дослушай.
Такое начало наполнило душу Натки чёрной тоской. Она села на стул и молча уставилась на бывшего.
— Оксана беременна.
— Поздравляю.
— Будет мальчик.
— Я за тебя рада. Только при чем здесь я?
— Наташ, двое разнополых детей в однушке — это не очень хорошо.
Натка сглотнула. Ей стало очень-очень страшно. Хотелось что-то сказать, но горло перехватило.
— Наташ, ты ведь понимаешь, что это — моя квартира?
— А ты ведь понимаешь, что это, — Натка махнула рукой в сторону коридора. — Твои дети?
— Я не отказываюсь от детей. Они могут жить со мной.
— Что? — потрясенно выдохнула Натка. — Как ты себе это представляешь?
— Мальчики взрослые. Они имеют право выбирать, с кем из родителей жить.
— А Оксана?
— Она не против. Мы обменяем две квартиры на трёшку или даже четырехкомнатную, мальчикам выделим долю. Они будут жить как и раньше — в отдельной комнате.
— Егор, ты ополоумел? — Натка бы выразилась погорячее, но догадывалась, что дети подслушивают. — Я не отдам тебе сыновей! Я не смогу без них! Это… это же мои дети!
— Наташ, посмотри правде в глаза. Ты — плохая мать. Дети голодные, сидят одни до ночи. Дома даже хлеба нет, не говоря уж о колбасе. Грязь везде.
— Я работаю на двух работах, Орлов! И еще переводы беру! — взвилась Натка. — Чтобы их прокормить и одеть!
— Вот! Ты даже прокормить их не можешь! А ведь я плачу алименты! Я обеспечил вас жильём! Моя мама постоянно вам помогает! Почему Оксана все успевает? У неё дома чисто, еда готова, она и работает через интернет, и с ребёнком справляется. А ты, Наташ, мать-кукушка. И ещё надо подумать, куда ты деваешь деньги, которые я тебе ежемесячно перечисляю!
— Орлов, твоих алиментов хватает на две куртки!
— Ты каждый месяц куртки, что ли, покупаешь?