На следующей неделе шквалы чередовались со штилем. В штормовую погоду «Сохар» лавировал против ветра не хуже нынешних яхт и продвигался вперед, но, когда ветер стихал, корабль сносило назад течением.
Через три недели после того, как мы покинули Шри-Ланку, меня стали тревожить уменьшившиеся на судне запасы пресной воды и продуктов питания. Пресную воду мы экономили, используя ее лишь для питья и приготовления пищи, да и то в этом последнем случае ее нередко мешали с морской водой: половина на половину. Пресная вода хранилась в четырех цистернах, установленных рядом с килем и служивших вместе с водой частью балласта. Ежедневно двадцать пять галлонов пресной воды (наш суточный рацион) перекачивались вручную в два бочонка, стоявших на палубе. Когда цистерна опустошалась, ее наполняли морской водой, чтобы сохранить вес балласта. Во время шквалов, сопровождавшихся ливнями, можно было бы запастись дождевой водой, но тогда мы думали о другом: как бы не перевернуло корабль, и работы хватало.
Отправляясь со Шри-Ланки, я рассчитал, что пресной воды хватит на полтора месяца, но теперь я стал опасаться, что мы не уложимся в срок, чтобы добраться до Суматры, где мы намеревались пополнить запасы воды и продуктов питания. Прошло три недели после того, как мы покинули Галле, но Суматра ближе не стала. Хуже того, корабль снесло далеко на юг, и теперь мы находились в четырехстах милях от Шри-Ланки. Вернуться назад, чтобы пополнить запасы пресной воды, — перспектива не из приятных, да и ветер может этого не позволить. Я погрузился в тяжкие размышления. Не лучше ли направиться на Мальдивские острова или идти на Чагос, архипелаг, отстоявший от нас почти что на шестьсот миль? Все зависело от направления ветра. А может быть, идти к Яве и продолжить плавание к Китаю через Зондский пролив, избрав путь, каким шли в конце XIX столетия европейские парусники? Но это не тот маршрут, каким шли в Китай арабские мореходы. К тому же у западных берегов Явы можно заштилевать на долгое время, оказавшись с подветренной стороны острова.
В конце концов я принял решение остаться там, где мы находились, и уменьшить суточный рацион пресной воды. По моей просьбе каждый член экипажа стал запоминать, сколько воды он потребляет за день. Результаты показались мне любопытными. Некоторым членам команды хватало двух с половиной пинт, а другие выпивали в два раза больше. Как я вычислил, потребление воды не обусловливалось комплекцией человека, а зависело от времени, проведенного им в работе на солнцепеке. Я попросил членов команды экономить пресную воду, а сам стал вести учет ежедневного расхода воды.
Однажды я еще больше обеспокоился. Эндрю, в чьи обязанности входило наполнять водой бочонки на палубе, сообщил мне, что вторая цистерна, по-видимому, пуста, ибо помпа воду не подает. Я удивился: согласно моим расчетам, воды в этой цистерне должно было хватить еще на пять дней. Может, я ошибся в расчетах? А что, если цистерна течет? Если она течет, могут течь и другие цистерны, и тогда питьевой воды осталось меньше, чем я считал. Я распорядился осмотреть вторую цистерну. Это значило вскрыть участок настила, под которым она находилась, вначале убрав с него мешки и ящики с продовольствием. Когда настил вскрыли, Питер Доббс открыл крышку цистерны. На дне цистерны оказалась вода — по меньшей мере сорок галлонов. Вода было тепловатой, но вполне пригодной для потребления. Оказалось, что всасывающий шланг помпы был блокирован фланцем и не достигал дна цистерны. Я вздохнул с облегчением. По-моему, то же чувство испытали и члены нашего экипажа. Никто из них не сказал мне ни слова, но, глядя на их лица, я понял, что люди обеспокоены положением дел с пресной водой.
В третью неделю марта северо-восточные ветры сменились стойким безветрием. В легкой ряби виднелось отражение нашего корабля. Паруса «Сохара» повисли, как тряпки, и почти не давали тени, убежища от высоко стоящего солнца, раскаленного шара над нашими головами. Стояла удушающая жара. Палуба так нагрелась, что европейцы, не в силах ступать на нее босыми ногами, надели сандалии, и только оманцы продолжали ходить босиком — их заскорузлым ступням любая жара была нипочем. В подпалубном помещении было не продохнуть.
Работы на судне почти не было. К этому времени мы починили грот, поправили такелаж, перебрали и смазали подвесные моторы обоих динги, прибрали в трюме, навели порядок на палубе.
Неделей раньше мы закрепили разболтавшийся руль. При бортовой качке руль ходил взад и вперед, поскольку тросы, крепившие его к ахтерштевню, снова ослабли, из-за этого увесистый румпель совершал хаотические движения и мог травмировать рулевого. С кормы было видно, как за «Сохаром» тянутся концы тросов, крепивших руль к корпусу корабля ниже его ватерлинии.