По предварительному сговору

– Больше ничего, – уверено подтвердил лейтенант, протягивая упаковку с влажными гигиеническими салфетками.

– Спасибо, – поблагодарил Карпов, обтирая ладони. – А сейчас пройдем, побеседуем с женщиной, которая сдавала эту развалюху. Попрошу вас, посидите в машине, я сам зайду и задам несколько вопросов.

– Как прикажите, – легко согласился лейтенант.

Ехать пришлось не далеко. Шустро спрыгнув с едва притормозившей машины, Карпов дерну калитку нужного двора, убедившись, что она не заперта, без стеснения прошел во двор такой же убогой, но недавно побеленной лачуги, в которой он побывал только что.

– Есть, кто в хате? – крикнул он. – У вас калитка не заперта.

Из сарайчика появилось располагающее к себе лицо с множеством мелких морщин в уголках выразительных, черных глаз и подвижных губ. С любознательностью взглянув на посетителя, миловидное лицо расплылось в улыбке, обнажив белые зубы, и пролепетало голосом колокольчика героя из забытой детской сказки:

– Обожди, милок, минутку. Я курочек накормлю и выйду к тебе. А пока можешь пройти в избу. Там прохладнее и на столе холодный морс в кувшине. Откушайте с дороги.

Дверь вновь прикрылась, и послышалось ласкающее слух – «цыпа-цыпа-цыпа». В дом, один, Карпов входить не стал. Постеснялся. Через пару минут вышла бабуся, в цветастом платье, завязанной белой косынкой на подбородке, и пристально посмотрела ему в глаза, продолжая сиять улыбкой.

– Пойдем, касатик, в сенцы. Негоже гостей на улице встречать.

Карпов послушно последовал следом. Присев на лавку, намного смущаясь. Хозяйка уже ему протягивала огромную кружку с рубиновым напитком. Сделав небольшой глоток вкусного прохладного напитка, удивленно поднял глаза и одним махом опустошил ее до дна. Аккуратно отставил кружку на край стола. Бабуся умилительно разглядывала его как родного внука, которого привезли на летние каникулы, подставив ладони по подбородок.

– Очень вкусно, – и смущенно поинтересовался. – Извините, как ваше имя-отчество?

Старушка махнула рукой и звонко засмеялась.

– Все меня называют баба Нюра.

– Баба Нюра, я хотел вам задать несколько вопросов по поводу вашего постояльца, который снимал недалеко дом. На улице Рабочая.

– Егора Игнатьевича? Царствие ему небесное. Хороший был мужчина, порядочный. Меня не обижал. Правда, выпивал много. А водка, она ни кого до добра не доводила.

– Это ведь вы его обнаружили его…, ну когда он умер?

На лице бабы Нюры проявилось скорбь и жалость. Она горестно вздохнула.

– Я, милок. За неделю до Воскресения Христова. Пришла к нему с утреца, вещички забрать, чтоб перестирать. Егор Игнатьевич меня иногда просил. А мне ведь не трудно. Зашла, увидела, испугалась жутко. Побё́гла в милицию, сообщать.

– Скажите, когда он снял у вас дом?

– Пришел ко мне, в прошлом го́де, по осени. Деньги сразу дал за несколько месяцев. Мне ведь впрок. Пенсия небольшая, выживать как-то надобно.

– Он один к вам приходил?

– Один. Правда, в машине еще с ним кто-то был? Я не видела.

– Что за машина?

– Не знаю. Но не та, красная, что во дворе стоит. Другая, большая была. Черная.

Карпов замолчал. Его подозрения все больше и больше обретали очертания и находили свое подтверждение.

– Баба Нюра, а к постояльцу часто приходили его знакомые или друзья?

– Я почем знаю. Егор Игнатьевич, большее время проводил на службе. Когда его небывало, заходила прибраться в хате. Бутылки пустые выбросить. Но пару раз видела у ворот ту большую машину, на которой ко мне в первый раз заявился. Я даже во двор проходить не стала. Зачем мешать людям. Вам еще морсу налить?

Карпов замялся, затем с радостью закивал головой. Он с наслаждением опустошил еще одну кружку с янтарным, ароматным морсом. Ему было уютно и как показалось на душе чересчур спокойно.

– Баба Нюра, вы одна живете?

– Одна, соколик мой, совсем одна. Мужа моего бандиты убили, семнадцать годков уже прошло. Прям вот здесь на крыльце дома и убили. Деньги, золото искали. Какое у нас богатство? Сыночек наш, Олеженька, еще в детстве от полиомиелита умер. Дочь, слава богу, замуж вышла, и перебрались с зятем куда-то на Север. Две девочки, внучки, у меня. Но я их только на фотокарточках и видела. Приехать ко мне совсем не желают. Боятся. Обстановка, говорят, у нас сложная. Дом бросили – от войны, бежали. Я за хозяйством и здесь и там в силу своих возможностей приглядываю. Ведь им дом от моих родителей в наследство достался. Хотя кому он сейчас будет нужен, когда умру. Кстати, тот самый дом, что Егор Игнатьевич снимал.

– А вы, почему не уедите к дочери? Тяжело ведь одной. Или не завёт?

На мгновенье в глазах бабы Нюры мелькнула какая-то отрешенная тоска, но затем они вновь наполнились теплотой и лаской.

– Как не зовет? Зовет постоянно. Каждую неделю звонит на телефон. Мне сотовый телефон администрация района подарила, как труженице тыла. Очень удобная вещь. Это раньше письма писали, на почту носили, а сейчас и по «мобильнику» общаться можно. А ведь мне, что еще требуется?

Баба Нюра нежно положила свою ладонь на колено Карпову.