В глазах мелькаю картинки нашего секса. Внутри от этого больно и очень горячо. И каждая деталь заставляет сердце врезаться в ребра и что-то истерично сжиматься внизу живота, как при полете вниз на качелях. Очень-очень давно со мной не случалось секса. Настоящего. С чувствами и отдачей, без брезгливости и отвращения… И я до сих пор оглушен этими ощущениями. Даже, не смотря на то, что чувства были противоречивы, отдачу я выхватил.
Но…
Не нужно было этого делать, черт возьми!
Не нужно было так к ней прикасаться. Не надо было слушать её! Специально ведь, провоцировала меня. Дурочка. Я и так едва живой, агонизирующий комок мяса… Зачем?! Крышу снесло…
И в лучшие наши времена не вывез бы я такой провокации. Но в лучшие наши времена повода она не давала. И меня неожиданно сильно окунуло в это. И также неожиданно для себя я сорвался. Такого больше не будет. Всё.
Колье это, телефон разбитый… Реально, мужчина?!
Телефон зачем разбила? Тут понятно, нашел бы я там того, кого искал.
Защищаешь его?…
Любишь?
Нет, нет…
Не было у тебя никого! Может и крутится кто-то рядом, конечно. Это по-любому. И не один.
Диночка, возвращайся! Клянусь, не трону тебя так больше никогда.
Вспоминаю как ее трясло, когда усаживал в машину.
Ну для чего ты это сделала? Специально? Чтобы я еще большим дерьмом себя почувствовал?!
Чувствую.
Что делать с этим? На колени падать? Не помогает…
Никогда так больше не трону! Что бы не случилось. Чтобы ты не говорила мне. Клянусь!
Возвращайся.
Даже не представляю, как это все я буду разруливать. И что теперь мне нужно говорить, чтобы она хотя бы слушала.
Только одно я могу говорить ей.
"Люблю… прости…"
И ничего этот секс не изменил, только усугубил.
Встаю со ступенек, чтобы размять затекшие ноги.
Дверь открывается. Тетя Люда выходит со спящей Алисой на руках.
— Егор?! — шепотом.
— Куда это Вы?..
— Егор, у меня мать в больницу с инфарктом попала. Позвонили сейчас, — расстроенно вздыхает она. — До Дины не дозвониться! Недоступна. Мне нужно срочно ехать.
— Езжайте, — протягиваю руки за Алисой.
— Да ты что?! Меня Дина убьет если ты ее увезешь.
— Ну, а что Вы с ней в больницу поедете?
— А что делать?
— Давайте Алису, я дождусь Дину, она скоро будет. В квартире дождусь. Зачем таскать ребенка, да и Вам не до нее там будет. Давайте, давайте… — забираю я. — Дина же с Вами не до утра договаривалась?
— Нет, конечно. Только до двух я здесь.
— Все, езжайте. Не переживайте, все хорошо будет.
Аккуратно передает спящую дочку.
— Ты дождись только! Подгузник я ей сменила. Бутылочка с молоком на столе.
— Да не волнуйтесь…
Захожу в квартиру, захлопываю дверь. Разуваюсь, тихонечко кладу Алису на разложенный диван, ближе к стенке. Накрываю.
От того, что я так несанкционированно оказался вдруг дома, внутри что-то типа легкой панической атаки. Страшно… Дина взорвется!
Сама виновата. Куда уехала?! Ребенок дома…
Включаю ночник, растеряно застываю посреди гостиной. За стеклянной дверцей стенки несколько Алисиных фоток. Открываю. Беру в руки рамки, рассматривая ее малюткой.
Фоток мало. Автоматически перевожу взгляд на ноутбук.
Сажусь к столу, открываю крышку. Пароль…
Ввожу наш старый. Не работает. Сменила.
И это вызывает внутри зудящее чувство, подгоняющее меня исследовать еще что-нибудь.
Открываю дверцы шкафа.
Белье Динино…
Вытаскиваю трусики, вдыхаю их запах.
Да…
Все мужчины делают так! Животные инстинкты… Этот запах… нет он почти неуловим, но я его чувствую не физически, а может и больше вспоминаю. Очень-очень тонкий. Веки тяжелеют от этих ощущений и колени становятся мягкими.
Достаю темный бордовый бюст… Я его помню… Как сдирал его с нее зубами, мои руки были заняты…
А там, за бельем, раньше у Дины стояла шкатулочка со всякими ценностями.
Протягиваю руку, достаю ее. Открываю.
Серьги… браслеты… бумажки какие-то… Достаю, читаю. Ломбард, расписка… чек. Кольцо с бриллиантом… фотка пришита степплером.
Это обручальное. Наше. Я дарил.
Кольцо продала. За копейки продала. Сразу же… — смотрю я даты.
Обидно?
Да, пи**ец!
Забираю документы себе. Если его еще не продали, я хочу выкупить.
Алиса переворачивается на животик и сонно встает на четвереньки, садится, хмуро оглядываясь.
Ооо… Хоть бы не напугалась! — замирает все у меня внутри.
— Мама… — оглядывается. — Мама…
Поднимаю на руки.
— Привет, Лисёнок. Помнишь меня?
Но ее губешки обиженно дрожат. Начинает всхлипывать.
— Мамочка сейчас придет. Пойдем за молочком? Я — папа, помнишь? Ты говорила — папа… Мама и папа… и Алиса…
Отталкивает меня, рыдая уже во всю и выкручиваясь из моих рук.
Офигеть! Чего делать-то?!
При попытке всучить ей бутылочку, недовольно выбивает ее у меня из рук.
— Мама…
И я несу ей что-то умиротворяющее, пытаясь помыть бутылочку, удержать ее на руках и напоить молоком. Через полчаса рыданий и мучений, кое-как она успокаивается с моим телефоном (там идут мультики) в одной руке и маминой помадой — в другой. Я перебрал уже все, что только мог… Раздавив ствол помады в пальчиках она заинтересованно мнет эту вязкую консистенцию. Ну хоть не рыдает больше! Вытираю пальчики влажными салфетками, которыми уже завален весь ковер.