Хочу привести яркий пример длительной стрессовой ситуации, в которой оказались трое выдающихся хирургов из крупной больницы в Мидвесте. Когда я впервые приехал туда в 1952 году, всеми уважаемый выдающийся хирург, специализирующийся на операциях по восстановлению рук, обучал двух своих ассистентов, которые должны были занять его место. Этот человек был пенсионного возраста, а его ассистентам Моррису и Бэйтсу — чуть за сорок. У них за плечами был уже немалый опыт, они успели продемонстрировать выдающиеся способности. И Морриса, и Бэйтса знала вся страна; один из них даже издавал популярный медицинский журнал. Но пожилой врач никак не мог доверить им самостоятельное проведение операции. Через плечи своих ассистентов он склонялся над очередным оперируемым пациентом, беспрестанно что–то советуя, подсказывая и делая замечания, будто они были малыми детьми. Моррису — превосходнейшему хирургу — он без конца повторял: «Нет, нет, не следует делать этот разрез таким длинным!»
Этим двоим не оставалось ничего другого, как только, стиснув зубы, ждать того дня, когда их «мучитель» уйдет наконец на пенсию. Когда меня познакомили с ними, я сразу ощутил плохо скрываемую злобу, кипящую в душе каждого из них. Даже невооруженным глазом было видно: когда речь заходила об этом пожилом ипохондрике, у них повышалось кровяное давление.
Я снова оказался в этой же больнице десять лет спустя. В то время ни Морриса, ни Бэйтса уже не было в живых. С одним случился удар, его полностью парализовало, и через несколько месяцев он умер. Другой умер от инсульта — кровоизлияния в мозг. До того как они стали работать под руководством главного хирурга, у обоих было отличное здоровье. Вы спросите, что стало с пожилым доктором? Ему было далеко за семьдесят, и он по–прежнему работал там же, где и раньше, — обучал молодых докторов.
Ни одно замечание, брошенное старым врачом своим молодым коллегам, само по себе не привело бы к таким трагическим последствиям. Но стойкое, периодически повторяющееся воздействие сильного раздражителя постепенно истощило здоровую психику, точно так же, как мое приспособление дозируемой периодически повторяющейся нагрузки разрушило живые ткани лапки обезьянки Клары и моего собственного пальца. Этот пожилой хирург был образцом христианского отношения к своей жене, страдающей болезнью Паркинсона. Но он же оказался совершенно слеп к чувствам тех, кто работал с ним бок о бок.
Я думаю о тех людях, которые могли бы получить помощь, если бы эти два блестящих хирурга были живы. Что же все–таки случилось? Неужели окружающие не заметили, что происходит, и не отреагировали, подключив всю свою сверхчувствительность? Почему же не вмешалось руководство больницы и не перераспределило нагрузку? Наверно, Моррису и Бэйтсу следовало покрыться прочным мозолистым слоем, чтобы защититься от воздействий старого доктора? А может быть, надо было обратиться за помощью ко Всевышнему и попросить у Него ниспослания очистительной силы всепрощения? Ничего подобного не произошло. Два человека продолжали испытывать разрушительное воздействие стресса, и их организм ответил на происходящее резким повышением кровяного давления.
И такое саморазрушение часто происходит в Теле Христовом. В церкви сплетничают о пасторе, работодатель безжалостно преследует энтузиаста–работника, родители или сестры с братьями «затюкивают» «гадкого утенка». Где же прощающая благодать и любовь, которые нисходят до слабости? Где силы примирения? Каждый из нас может извлечь для себя урок из способности тела реагировать на боль. «Носите бремена друг друга, — говорил Павел. — Так вы исполните закон Христов».
22.
Хроническая боль