По обе линии фронта

— У тебя вид мученика, — сказал он, — если тебя по улицам водить, то милостыню давать начнут. Ты похож на тех придурков, которые умерщвляют плоть и хлещут себя по спине хлыстами, на которых — крючки.

— Ладно издеваться-то, — сказал Илья, но голос у него был веселый, точно он от испытанной боли получал удовольствие.

— Удачно хоть зашел-то? — спросил Сергей.

— Супер! Мастер просто класс. Жалко, что времени мало оказалось. Вот если бы парочку сеансов сделать, то я бы у него рисунок на всю спину заделал.

— И стал похож на члена якудзы.

— Ну, для такого рисунка, как у якудзы, двух сеансов — не хватит. Пришлось бы, как приехали сюда, каждый день ходить.

— Похвастаешься, что тебе нарисовали?

— Ща не могу. Кровь все еще идет. Пришлось забинтовать, а то майка к коже могла прилипнуть, пришлось бы отрывать.

— Представляю, что подумают о тебе в аэропорте, когда увидят свежую повязку, — сказал Сергей.

— А что они подумают?

— Решат, будто тебя на войне подранили, упекут в госпиталь, чтобы немного подлечить.

— Я им все объясню, а если не поверят, то сниму повязку и покажу татуировку.

— Что там хоть? — не унимался Сергей.

— Замысловатые узоры на спине, — сказал Илья. — Я же говорю — мастер просто высшего класса! К нему бы в Москве клиенты валом валили, а здесь он постоянно в простое. Обычно приходят девчонки мушку над губой нарисовать. Он сказал, что на этих мушках уже себе состояние сколотил, хоть и берет он за это пять баксов всего, но делаются-то они в три прокола. За день таких мушек можно несколько сотен понаставить.

— А с тебя сколько содрал?

— Полтос.

Машину качнуло, Илья отклонился назад, спина его задела спинку кресло.

— С-с-с, — только и смог он прошипеть, терпеливо перенося боль. — Даром в общем, — добавил Илья, сквозь стиснутые губы.

Наколку ему закрыли салфеткой, приклеили ее к коже пластырем, чтобы не слетела, потом еще забинтовали на всякий случай, вручили запасные салфетки и тюбик с кремом. Этим кремом, каждые два часа, Илья должен был протирать наколку. Приходилось каждый раз сдирать, прилипшую к телу салфетку. Илья делал это, стиснув зубы, ну совсем как герой какого-нибудь фильма, который не стонет и не кричит, когда ему делают операцию без анестезии. Илья изворачивался, чтобы достать рукой наколку, косил глазами, но все равно ее не видел, а только чувствовал боль, когда дотрагивался ладонью до кожи. Вот по этой боли он и определял — то ли место намазал. Пластырь вскоре стал отклеиваться. У Ильи был только скотч, которым он намеревался замотать в аэропорту кофр от штатива и сумку, в том случае, если там не запечатывают багаж. Приклеивать скотчем салфетку было как-то неправильно. Пришлось Илье искать аптечный киоск и покупать там пластырь.

Сергей положил банки с хумусом в пакеты, обложил их одеждой, чтобы банки, когда будут грузить сумку, не разбились. Однажды он с ужасом видел, как подобное происходило на Кубе. Сотрудник аэропорта бросал сумки пассажиров на транспортер, который загружал их в багажный отсек самолета так неаккуратно, словно пытался выместить на них какое-то зло. Он поднимал их на уровень груди, а потом делал бросок, будто это на самом деле его враг или манекен, на котором отрабатывают приемы самообороны.

Хумус его попросила купить супруга. Она прослышала где-то, что есть в Израиле такое угощение, которое делается то ли из бобов, то ли из гороха, а может из того, и из другого. Сергей хумус пробовал. Смысла не было объяснять супруге, что это, хоть и питательная, но не очень вкусная еда. Она сказала бы ему, что он просто не хочет тащить лишний вес. Легче было привезти требуемое чтобы она сама убедилась — картошка гораздо вкуснее. Сергей спросил у Игоря — где продается хумус. Оказалось, чуть ли не в любом продуктовом магазине. Тогда он купил три литровые банки. При этом Громов подозревал, что есть их содержимое придется ему, а супруга только поковыряет в первой вилкой, попробует немного, скажет, что еда действительно не очень вкусная и больше к ней не притронется. Выбрасывать три литра хумуса, привезенного из такой дали, будет жалко.

Вечером Игорь зазвал всех к себе в гости и устроил прощальный ужин, который приготовила его супруга. Почти двадцать лет назад она, как и Игорь, жила в Санкт-Петербурге, вернее в Ленинграде. Ей было очень интересно пообщаться с соотечественниками. Отчего-то супруга Игоря решила, что Сергей очень любит хумус, вероятно узнала — сколько тот его купил, так что на прощальный ужин она на стол поставила и это угощение тоже. К счастью, оно было не единственным.

Пакеты в аэропорту пришлось разворачивать, потому что когда таможенники принялись за работу, сверяясь сданными просвечивания, то конечно, в первую очередь их заинтересовали банки с хумусом.

— Разверните, пожалуйста, вот это, — сказал таможенник, показывая на банки, — что это такое? — продолжил он расспросы, когда Сергей развернул банки.