По нью-йоркскому времени

Михаил согласно кивал. Однако как странно складывается его жизнь в Америке. Вчера вечером он вел богословские беседы с хозяином-хасидом. Синагога. Мошиах. Бу-бу-бу… А сегодня – едет с Юрой в баню. Париться. И непонятно почему, но равно тянется его душа и к местечковому хасиду с его темным богословием, и к этому Юре – русаку из глубинки, с упрощенными «правильными» понятиями. 

Юра говорил:

– Или фотография. Недавно видел, как один американец разбил фотографу аппарат за то, что тот без спросу его сфотографировал. Подошел полицейский, обоих выслушал и ушел. Сделать снимок без разрешения – это, оказывается, нарушить чье-то прайвэси. Представляешь такое у нас, в России? Да у нас народ тебе еще заплатит – снимай в любом виде, без всяких прайвэси. 

Михаил усмехался. Впрочем, что ж непонятного в том, почему ему нравится Юра? Юра широк. Не может его широкая натура втиснуться в узкие и сложные рамки американской жизни. Это иммигранты – с печатью униженности и подавленности на лицах, с вечной боязнью быть уволенными. Рядом с такими сам себя начинаешь жалеть. А Юра хочет жить широко – «по-рассейски». Когда Михаил рядом с Юрой, у него возникает ощущение, что Америка – это миф, а реальность – это Россия.

И еще: не может душа сразу привыкнуть к чужому. Больно. Ей нужна иллюзия чего-то родного и близкого. Нужен отдых. Правильный русский отдых.       

Юра говорил:

– Или возьми моржей. Я недавно увидел, что такое американское моржевание. Вышли на берег человек пять, все – в шерстяных халатах и в сапогах на меху, с флагом «Клуб нью-йоркских моржей». Подошли к пирсу, воткнули флаг между камней. Сняли сапоги и халаты. Набежали фотографы. Моржи им попозировали, попрыгали, надели халаты и ушли. Публика повизжала и тоже разошлась. Вот и все моржевание, – Юра говорил очень громко, как многие русские в Америке. – То ли дело у нас: в Крещение выходили на лед, батюшка окунал крест в полынью, а потом все гуртом – бабы и мужики – раздевались и кто в чем – в футболках, в сорочках, даже голые – в ледяную воду… Ладно, вставай, нам на следующей выходить.     

Минут через десять они шли по неприглядной улочке. Юра шел походкой борца-вольника, тяжеловато переваливаясь и быстро перебирая короткими ногами, а Михаил – немного вразвалку. Михаил устал, болело плечо, глаза от краски и пыли были воспалены.      

…– Валя, срочно подгони еще пару девочек. Пришел клиент, – сказала по телефону кассирша, посмотрев вслед двум удалявшимся по коридору парням с вениками и простынями в руках.

ххх

В небольшой парной горела лампочка, окрашивая багровым светом деревянные стены, потолок и ступени, на которых лежали и сидели мужики, поблескивая мокрыми телами. В тазиках размокали веники.

– Я же говорил, что баня пятизвездочная, – произнес Юра, тяжело опускаясь на ступеньку. Он начал разминать колени, кожа по всему его телу быстро подернулась блестящей пленкой. – Я в этой Америке заработаю себе мениск. Думаешь, легко ползать целый день на карачках и класть эту чертову плитку?  

– Слушай, зачем же ты здесь страдаешь? Без документов, без перспектив. Ждешь, пока депортируют? – спросил Михаил. Он сидел, опустив голову, старался ни о чем не думать, погружаясь в бездонную ленивую пустоту.

– Адвокат обещал сделать рабочую визу. Заработаю бабки, а потом…

Юра. Что он делал в Америке? Чего ждал? А мог ли он сам на это толком ответить?  

В парной они остались вдвоем и могли говорить свободно.

– Знаешь, Мишаня, как я попал в Нью-Йорк? Нет, не со спортсменами. Меня там, в России, напарник подставил. Ограбил на триста тысяч баксов!

– Тебя, что ли? – Михаил покосился на крепкие подергивающиеся Юрины мышцы.

– Я там хорошо жил. Немножко зарабатывал грабежами на шоссе. Немножко разговаривал с неправильными бизнесменами. Имел пару своих закусочных. А потом напарник, сука, смылся в Штаты с общими бабками. Мне тогда на душу накатило такое отчаянье... Бухал, морды бил всем подряд.    

– Денег было жалко?

– Нет. Деньги – мусор. Просто отчаянье накатило. Потом я сделал себе гостевую визу. Решил: вычислю этого козла здесь, в Нью-Йорке, и грохну его.

Блаженная нега полилась, наконец, по всему телу, Михаил размял свое больное, натруженное плечо.    

– Ну, и нашел его, напарника? 

– Пока нет. Вот и застрял здесь. Грузил ящики в овощном магазине, потом пошел в телохранители к хозяину одного русского кабака. – Юра умолк. Посмотрел перед собой. Проглотил слюну и вдруг перекрестился.

– Ты чего? – спросил Михаил.