По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Не подтвердил версии о посещении писателем России и архив Генри Миддлтона, хранящийся в Москве. Среди многочисленных запросов Миддлтона в русское министерство иностранных дел о выдаче паспортов американцам, оказавшимся в конце 20-х годов прошлого века в Петербурге, имя По не упоминается… В 1830 г. Миддлтон вернулся в США, где и умер в 1846 г. Остается загадкой, зачем По придумал «русский эпизод» своей жизни. И не только придумал, но и сослался на живого тогда еще Миддлтона[4].

Действительно, загадка «петербургской повести» По остается неразгаданной, хотя ответ на вопрос, зачем он сослался в ней на имя собственное досточтимого Генри Миддлтона, напрашивается сам собой: благодаря крупице реального самая невероятная выдумка способна сойти за историческую правду. Вместе с тем не исключено, что имя Миддлтона было подставным, так как внимание к России и Петербургу мог пробудить у гениального журналиста и собирателя всякого рода причуд, которым был По, даже не бывший посланник США в России, а необыкновенная история его более чем экстравагантного преемника Джона Рэндолфа (1773 – 1833): он, как и По, был уроженцем Виргинии, прослыл выдающимся политиком, четырнадцать раз избирался в Конгресс от партии вигов, два года заседал в Сенате США (1825 – 1827). Известно также, что, будучи натурой нервической и, подобно многим виргинцам, аристократической, Рэндолф в бурной молодости неоднократно дрался на дуэли, отстаивая свое представление о чести. По прекрасно знал о Рэндолфе, мог его видеть[5], во всяком случае, нельзя исключить, что ему доводилось слышать знаменитый девиз виргинского политика: «Я аристократ, я люблю свободу, я ненавижу равенство»[6]. Назначенный посланником в Российскую империю президентом Эндрю Джексоном, он приехал в Петербург в 1830 г. на смену Миддлтону, но почему-то не нашел времени представить царю верительных грамот (может, эта пропавшая грамота была похищена по дороге?) и уехал обратно в США менее чем через четыре месяца, как говорится, не солоно хлебавши. По возвращении в Виргинию Рэндолф вновь был избран в Конгресс, но вскоре скончался[7]. Иными словами, если в дипломатической карьере Миддлтона все было более или менее гладко и ясно, то в истории Рэндолфа оставалась какая-то «петербургская тайна», которая вполне была способна заразить воображение По, тем более что, придумывая свою историю, он, судя по всему, имел на уме какие-то задние мысли, к которым примешивалась игра со своим именем собственным и секретами личного существования[8].

Словом, нельзя исключить, что «петербургская повесть» По могла предназначаться для того, чтобы скрыть тот пробел в его литературной биографии, который был умышленно оставлен самим писателем.